Этот заголовок можно понимать как ироническое напоминание о сельскохозяйственных статьях в советских газетах. Перед вами, так сказать, рапорт об урожаях.

В то же время этот заголовок можно понимать как перевод латинского ad marginem, то есть своего рода указание на маргинальность Jewish studies в системе гуманитарных наук. Или на то, что предмет, избранный обсуждаемыми ниже сборниками, — история и культура евреев Восточной Европы — все еще маргинален по отношению к таким почтеннейшим областям, как, скажем, изучение раввинистической письменности. Или на то, что сами сборники изданы не в Москве или Петербурге, признанных центрах нынешней «еврейской учености», а (вот он, мой латентный питерский империализм!) в значительном от них удалении, на окраинах бывшей империи.

Наконец, этот заголовок можно понимать просто как заметки на полях трех продолжающихся изданий, объединенных множеством общих черт, вплоть до пересекающегося круга авторов.

И все эти понимания будут правильными.

Итак, объект нашего обозрения — три академических альманаха, девять номеров которых (4+3+2) вышли в свет за последние годы: «Вiсник Харкiвськоï державноï академiï дизайну i мистецтв»[1], вильнюсский «Pinkas»[2] и минско-вильнюсский «Цайтшрифт»[3].

Почти не вступая в разбор их содержания по существу (для этого суммарный объем опубликованных там материалов слишком велик), попытаюсь увидеть в них, как в зеркале, всё то новое, что выросло в постсоветской иудаике за два минувших десятилетия.

***

Недавно московский центр «Сэфер», главный собиратель сил в академической иудаике на территории бывшего СССР — от Апатитов до Астаны и от Баку до Биробиджана, провел свою двадцатую конференцию. При этом большинство ее ключевых докладчиков на первой сэферовской конференции не присутствовали по вполне уважительной причине — в ту далекую эпоху они в лучшем случае ходили в первый класс. Несомненно, многое изменилось за двадцать с лишним лет существования в «наших палестинах» иудаики как институализированной области гуманитарного знания. Приведу перечень, вероятно неполный, отчетливых тенденций, которые мы в этой связи наблюдаем.

1. В науку вступило новое поколение (точнее, два новых поколения) исследователей, которые разительно отличаются от «отцов-основателей» — прежде всего тем, что не являются автодидактами, а получили профильное университетское образование по иудаике. И если уровень и качество научного мышления остаются сугубо индивидуальными характеристиками, то нет сомнения в том, что в целом «молодая поросль», с одной стороны, гораздо лучше оснащена профессионально, а с другой — свободна от пафоса первооткрывательства.

2. Развитие иудаики не могло не привести к выявлению профессиональной специализации. С одной стороны, на постсоветском пространстве восточноевропейский контекст окончательно стал (не мог не стать!) доминирующим, причем с упором на историю и историю культуры, а не, допустим, наследие еврейской религиозной мысли. С другой стороны, появились закономерные попытки выпускать специализированные издания, концентрирующиеся на определенной тематике. Например, «Вiсник ХДАДМ» целиком сосредоточен на проблемах еврейского искусства и архитектуры.

3. Распад СССР, удачно совпавший с началом становления иудаики на «одной шестой части суши», не мог не привести к формированию новых национальных центров еврейской науки. С одной стороны, они продолжают быть связаны старыми культурными и языковыми (попросту говоря, русским языком) узами с метрополией (Москвой), с другой — начинают прокладывать собственный путь. А появление на страницах местных изданий европейских, израильских и американских авторов, никак не связанных с бывшими советскими республиками, окончательно подчеркивает вхождение постсоветских научных сил в академическую сеть, где Москва — только один из множества узлов.

4. Два из трех рассматриваемых изданий пытаются апеллировать к славным традициям прошлого, что, конечно же, не случайно. Название альманаха «Pinkas» отсылает к знаменитому, во многом революционному сборнику научных статей на идише «Der pinkes», выпущенному виленским издательством Клецкина в 1913 году. «Цайтшрифт» прямо указывает на свою преемственность по отношению к одноименному академическому ежегоднику, издававшемуся, тоже на идише, в 1926–1931 годах Белорусской академией наук. Связь с довоенным «Цайтшрифтом» акцентирована единой с ним нумерацией, росписью содержания старых номеров и декоративным использованием идиша, о чем ниже. Эта «игра в традицию», с одной стороны, типична (так 25 лет тому назад ленинградские энтузиасты — организаторы первых еврейских этнографических экспедиций — все время клялись именем С.Ан-ского), с другой — опять-таки позволяет дистанцироваться от Москвы, нащупав свою собственную «генеалогию».

Закончив перечисление этих тенденций, я заметил, что каждый пункт списка содержит навязчивую формулу «с одной стороны — с другой стороны». И это естественно. Все три альманаха отражают диалектическое напряжение между новым и старым, индивидуальным и общим, характерным и случайным. Одним словом, все они фиксируют точку серьезных структурных изменений, вызревающих в постсоветской иудаике. А именно: она перестает быть постсоветской, перестает быть «московской», перестает быть русскоязычной и все плотней интегрируется в интернациональные научные сети.

Первая проблема, бросающаяся в глаза при обсуждении трех во многом сходных изданий, — это язык, на котором публикуются составляющие их статьи. Вопрос языка, разумеется, тесно увязан и с формированием национальных научных школ, и с государственной политикой. Учет этих факторов неизбежен, но важнейшим все-таки остается представление авторов и издателей о потенциальной аудитории, о том, как донести свои тексты до коллег. К сожалению, это обстоятельство, так же как и то, что «многоязыкий» сборник выглядит неряшливо, далеко не всегда заботит редакции.

Самым последовательным и логичным выглядит выбор литовцев — публиковать все статьи по-английски. Использование этой современной академической «латыни», в равной степени неродного и в равной степени доступного всем языка, уравнивает исследователей из Литвы, Польши, России, Израиля, Беларуси, представленных на страницах вильнюсского сборника, и позволяет им донести результаты собственных штудий до максимально широкой аудитории. Вообще, «Pinkas» — самое «взрослое», самое «немолодежное» и одновременно самое «международное» из перечисленных изданий. Профессиональная добросовестность и компетентность не позволяют его редактору снизить планку ниже известного уровня. Соответственно, на страницах «Pinkas’а» присутствуют, как всегда, работы более интересные и менее интересные, но практически отсутствуют откровенно дилетантские и компилятивные, которыми столь часто грешит периодика по иудаике. Однако за качество приходится платить. «Pinkas» был легкомысленно назван своими создателями ежегодником, но фактически выходил раз в два года, а теперь, кажется, и вовсе приостановлен. Более того, и объем, и список авторов сокращались год от года, так что самым ярким выпуском остался, несомненно, первый. Тем не менее в Восточной Европе «Pinkas», даже если он, боже упаси, не возобновится, останется одним из лучших еврейских научных журналов 2000-х годов.

Два других альманаха, «Цайтшрифт» и «Вiсник ХДАДМ», гораздо более «поколенческие» и в силу этого более «идеологизированные», решили языковой вопрос явно неудовлетворительным образом. Оба издания помещают на своих страницах, кроме текстов на английском и русском, также материалы на белорусском (по одной статье в каждом номере «Цайтшрифта») и украинском (не менее половины статей в каждом номере «Вiсника»). Даже смешение под одной обложкой русского с английским, приемлемое содержательно, весьма нежелательно со стилистической точки зрения. Что же касается украинского и белорусского, то с моей стороны было бы великодержавной самонадеянностью утверждать, что не испытываю с ними проблем. Я могу использовать статью, допустим, на украинском, как источник информации, но прочесть последовательно большой объем украинского текста, оценив при этом все его нюансы, все-таки не в состоянии. Полагаю, что у многих моих коллег, в том числе зарубежных, тексты на «мове» вызовут еще большие затруднения. Характерно, что сотрудничающие в перечисленных изданиях исследователи из Германии, Польши и Литвы представили свои работы на английском или русском, а отнюдь не на немецком, польском или литовском языках соответственно. Мотивы издателей «Вiсника» и «Цайтшрифта» вполне понятны. В первом случае это следование в русле официальной политики, во втором, наоборот, элемент фронды по отношению к белорусскому режиму. Но все-таки стоило бы подумать о целевой аудитории альманахов, которая в большинстве своем государственными языками Украины и Беларуси не владеет.

Картина еще более усложняется, если посмотреть на те «языковые игры», в которые играет редакция «Цайтшрифта». Утверждая свою преемственность по отношению к довоенному журналу, издатели печатают на идише заднюю обложку (напомню, что еврейские книги листают в другую сторону), следующий за ней «задний» титульный лист и обращение «От редколлегии». В первом номере на идише опубликована также статья Велвла Чернина о Менделе Мойхер-Сфориме. Но это не оригинальная публикация, а авторский перевод работы, давно уже увидевшей свет по-русски на страницах «Вестника Еврейского университета».

Будучи искренним сторонником и любителем «маме-лошн», я, казалось бы, должен радоваться такой «идишистской» активности, но — не радуюсь. Увы, инициатива «Цайтшрифта» — это отнюдь не попытка, пусть слабая, вновь обозначить присутствие идиша в академическом поле. Научные и научно-популярные публикации на идише выходят и сегодня, хотя и не в таких количествах, как в 1920–1950-х годах. Статьи по филологии, лингвистике и истории систематически появляются и в объемистом «Yerushalaimer almanakh», и в молодежном «Afn shvel», и даже в нью-йоркской газете «Forverts». Таким образом, «возрождать» ничего не нужно, да и вряд ли хоть что-то возродится от чисто декоративных, сугубо стилизаторских жестов. Идиш — не виньетка, а полноценный язык, обращение к которому должно быть продиктовано внутренними потребностями автора и его аудитории.

Если добавить, что текст «От редколлегии» напечатан также на русском, белорусском, английском и иврите (двух последних языков в историческом «Цайтшрифте» не могло быть ни под каким видом), а список авторов и аннотации к статьям даны на английском, русском и белорусском, то становится ясно, что в целом издание производит впечатление «вавилонского смешения языков». В содержательном плане это украшательство ничего не прибавляет, но зато отчетливо выдает намерение молодой редакции быть «не как все».

К счастью, в основном корпусе текстов «Цайтшрифта» только одна статья в каждом номере напечатана по-белорусски, причем это работы плодовитого автора Инны Соркиной из Гродно, чьи тексты неоднократно публиковались и на русском, и на английском. По всей видимости, ее статьи на белорусском имеют такую же символическую функцию, как и статья Чернина на идише…

Ситуация с использованием украинского в «Вiснике ХДАДМ» выглядит принципиально иной. Это, несомненно, основной язык альманаха, в чем убеждают и название, и предисловия, публикуемые только по-украински. Нет ничего плохого в том, чтобы сделать все издание украиноязычным, снабдив статьи аннотациями на английском и/или русском. Но ситуация, когда три языка выступают как практически равноправные по объему напечатанных на них текстов, — просто нетерпима.

Резюмируя вопрос о языках, можно сказать, что «Pinkas» — издание последовательно англоязычное, «Цайтшрифт» — преимущественно русскоязычное с декоративными примесями идиша и белорусского, а «Вiсник ХДАДМ» — трехъязычное. Последнее решение представляется наименее удачным.

Вообще, из трех рассматриваемых проектов «Вiсник ХДАДМ» выглядит самым неровным и противоречивым. Мне уже случалось высказывать критические суждения о его номерах за 2008 и 2009 годы[4]. С тех пор журнальные книжки стали толще, наряднее, с обширными иллюстративными вклейками, что важно для издания по искусству. Между прочим, то, что «еврейский» выпуск харьковского «Вiсника» выходил, не пропустив ни года, четыре раза подряд, заставляет с уважением отнестись к усилиям его создателей. Еще одним усовершенствованием стала тематическая направленность номеров: предпоследний посвящен традиционному, а последний — современному искусству. Но все эти достоинства, так же как и ряд очень интересных и содержательных статей, не снимают главной проблемы — откровенной редакционной всеядности.

Приведу несколько примеров. В предыдущей рецензии на «Вiсник ХДАДМ» я анализировал статью архитектора Кристины Бойко из Львова о методах исследования еврейских кладбищ Галиции. Я пенял и автору, и редакции: они явно пытались изобрести «глобус Украины», делая вид, что до них никто об этом не писал. В своей новой публикации г-жа Бойко перешла от теории к практике, составив описание еврейского кладбища в галицийском городе Снятын. Сделано это достаточно корректно: немногие сохранившиеся памятники конца XIX — начала ХХ веков поставлены в контекст истории города и его еврейской общины, «кладбищенские» материалы, то есть изображения памятников и переводы нехитрых эпитафий, сопровождаются выдержками из интервью с местными старожилами. Все бы хорошо, если бы не один принципиальный изъян. Дело в том, что старое еврейское кладбище в Снятыне, одно из самых красивых и богато декорированных на Украине, а может быть и во всей Восточной Европе, было уничтожено в 1960-х годах. Осталась только новая часть, о которой и пишет Бойко. К счастью, снятынское кладбище успел изучить и задокументировать петербургский искусствовед Давид Гоберман — фотографии из Снятына составляют существеннейшую часть его замечательных альбомов. Ни о Гобермане, ни о его трудах, с которыми редактор «Вiсника ХДАДМ», несомненно, прекрасно знаком, львовская исследовательница даже не упоминает. Политика «невмешательства» в тексты привлекаемых авторов, типичным примером чего является работа Бойко, резко снижает качество харьковского журнала.

Рядом с высокопрофессиональными и действительно интересными статьями, вводящими в оборот новые имена или расширяющими наши представления об уже известных памятниках и художниках, на страницах «Вiсника» продолжают появляться беспомощные компиляции, вроде работы Ирины Земцовой о художниках еврейского авангарда. Тема эта была настолько подробно разработана в последние годы, что для нового обращения к ней нужны действительно серьезные основания. К сожалению, таковых у автора не нашлось — как не нашлось и элементарного понимания контекста. Для того чтобы говорить об авангарде, вовсе не обязательно рассуждать о каббале и хасидизме, но это теперь модно и текст изобилует соответствующими рассуждениями: «Их (хасидских лидеров. — В.Д.) афоризмы и сочинения получили большое распространение, поскольку были написаны доступным, легким языком, а их истории основывались и на каббале, и на еврейском фольклоре — народных сказках и песнях». Вся статья равномерно выдержана в духе такой популярной пошлости.

Неудачной выглядит и работа самого главного редактора еврейских номеров «Вiсника», Евгения Котляра, с длинным названием «Восточноевропейская традиция росписей синагог и ее региональные центры на исторических землях Украины. К постановке проблемы». Перед нами подробнейшая сводка всего, что сохранилось на территории страны (физически или в виде архивных документов) от синагогальных росписей, а равно и всех публикаций на тему. При этом автор не ограничивается простым обзором разнообразного материала, он хочет выйти на более высокий уровень и создать теоретическую базу для обобщений, одновременно предъявив читателю некоторую новую культурную общность — евреи Украины. Намерения выдает уже заголовок статьи. Но что такое «исторические земли Украины»? Какое отношение они имеют к тем границам, в которых реально формировались различные еврейские общины и различные варианты традиционного еврейского искусства? Ответ на последний вопрос очевиден: никакого. Двойной соблазн, во-первых, приправить эмпирический материал теорией, и, во-вторых, ввести свое исследование в современные, только в ХХ веке сложившиеся границы Украины, сослужил автору плохую службу. Достаточно произвольно выделяя некоторые «центры», он в то же время вынужден констатировать: синагоги Закарпатья по своим росписям близки к синагогам Венгрии, а синагоги Черновицкой области — к синагогам румынской Молдовы. Искусственные построения рассыпаются.

Однако, несмотря на эту претенциозную статью, так же как несмотря на очередное вздорное сочинение Л.Кациса (на сей раз о «Хад Гадье» Лисицкого), в котором традиционный для этого автора содержательный и стилистический сумбур усилен спекулятивными каббалистическими построениями, ничем не доказанными и ни из чего не вытекающими, несмотря на странное (точнее, странно выглядящее в академическом журнале) интервью с раввином Зеэвом Мешковым о еврейской символике, общий уровень «Вiсника» очень вырос. Свою нишу — нишу специализированного издания по искусству евреев Восточной Европы — он занимает прочно.

Пожалуй, характер всецело «поколенческого» издания сохраняет только «Цайтшрифт». Отсюда, например, новые научные направления: «восточноевропейские» статьи слегка разбавлены израилеведческими. Пока вышло только два номера, то есть в количественном отношении «Цайтшрифт» отстает и от «Вiсника ХДАДМ», и от «Pinkas’а». У минско-вильнюсского ежегодника еще не сформировалась ни отчетливая тематическая «физиономия», ни узнаваемое ядро авторского коллектива. Есть и очевидные странности. Например, в журнале, заявляющем о своей преемственности по отношению к старому «Цайтшрифту», изданию преимущественно языковедческому и литературоведческому, практически полностью отсутствуют статьи по филологии идиша. Более того, испытываешь неловкость, когда в одной из аннотаций редакция, претендующая на «идишистскую» ориентацию, именует известного ивритского писателя И.-Д.Берковича, зятя и переводчика Шолом-Алейхема, зятем Менделе Мойхер-Сфорима... Впрочем, пожелание более тщательной редактуры никогда не оказывается лишним. Будем снисходительны, ежегодник находится в стадии становления.

***

Сейчас происходит процесс активного вхождения постсоветской иудаики в общемировой научный контекст, и новые сборники позволяют достаточно подробно увидеть, как именно этот процесс протекает.