Презираете комиксы? Считаете их «низким жанром» для тех, кому лень читать «многа букаф», кто не способен мыслить самостоятельно и начисто лишен воображения? А может быть, вы их плохо знаете?

Русскому читателю комиксы знакомы в основном по ширпотребу — вроде «Человека-паука» или «Трансформеров». Но времена меняются…

1. Наша кошка тоже раввин?

— Мама, правда наш ребе похож на нашего кота?

— Как ты можешь так говорить? Это наш кот похож на нашего ребе!

Из фольклора

Мама, а наша кошка — тоже еврей?

Лев Кассиль

Уже несколько лет петербургский издательский дом «Комильфо» осуществляет проект по переводу всемирно известных комиксов на русский язык. Среди вышедших книг особого внимания заслуживает работа парижанина Жоанна Сфара[1].

На его художественную манеру несомненное воздействие оказал другой французский художник — Жюль Паскин (1885–1930). И не только оказал воздействие, но и стал героем одного из комиксов. О Паскине российский читатель знает благодаря воспоминаниям Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь», а также роману Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Еще один человек, безусловно повлиявший на Сфара, — Серж Генсбур (1928–1991). В России широко демонстрировался фильм «Генсбур. Любовь хулигана» (2010) — своеобразный кинокомикс, но не о супергерое, а о суперхудожнике. Его режиссером выступил именно Сфар. Картине предшествовал комикс по повести Генсбура «Евгений Соколов».

Не случайно эти скандальные нонконформисты — Паскин и Генсбур — стали не только персонажами, но и учителями Сфара. Яркие творческие личности, всегда идущие против косных общественных устоев, они учат не бояться «опасных» тем, всегда оставаться свободными и самоироничными. Эти качества и понадобились Сфару, чтобы создать цикл комиксов «Кот раввина». По-русски издана пока только его первая часть — «Бар-Мицва».

Свой цикл автор посвятил «всем алжирским художникам XX века». Краски и сюжеты из их работ он перенес в комиксы. А о жизни былой еврейской общины Алжира Сфару рассказала бабушка, уроженка этой французской колонии. Заметим: чтобы нарисовать «какие-то там картинки», художник знакомился с солидными монографиями по истории и этнографии. Правда, в одном из интервью Сфар уточняет, что в его работах немало неточностей и что он не стремился создать исторический атлас, а хотел «рассказать о прошлом, в котором евреи и арабы жили в мире». В другом интервью этот полуашкеназ-полусефард утверждает, что «ощущает себя евреем 24 часа в сутки семь дней в неделю», но при этом не соблюдает традиций: «В глазах гоев я еврей, в глазах евреев — я гой. Я не верю в то, что если буду исправно посещать синагогу и откажусь от некошерной пищи, мир стает лучше».

Тоска по навсегда ушедшему «идеальному прошлому» алжирской еврейской общины, когда царил мир между евреями и их соседями, усиливается у Сфара окружающей его действительностью современной Франции: с одной стороны — многочисленное антиизраильски настроенное арабское население, с другой — рост антиисламских настроений. «Кот раввина» — это и попытка автора дать собственные ответы на вызовы времени.

Сфар переносит нас в Алжир 20-х годов прошлого века. Именно там живет раввин со своей пышнотелой дочкой Залабией (у худышек нет шансов считаться красавицами — восточная традиция, имевшая влияние и на евреев). Залабия любит читать французские романы, например «Красное и черное» Стендаля (еще одно влияние, теперь уже европейское, на евреев Алжира), и играть со своим котом. У кота же есть враг — глупый попугай, у которого «клюв не закрывается». Так, увы, часто бывает: кому нечего поведать миру, тот трещит без умолку, а умный и образованный — молчит. И только когда кот съедает попугая, наступает «гармония». Гуляющий повсюду хитрый кот явно знает о жизни больше, чем его хозяин — ученый еврей. «И днем, и ночью кот ученый…» Пушистому философу есть чем поделиться с миром, а уж с Залабией! Хозяин же боится пагубного влияния кота на свою благовоспитанную дочь. Он доверяет лишь порядочным евреям. Одним из них и решает стать кот, дабы не разлучаться с любимой хозяйкой. Философ породы голубой ориентал вполне резонно полагает, что раз его хозяева — евреи, так и он тоже еврей. Для полного же утверждения еврейского статуса ему нужно пройти обряд бар-мицвы.

Ну, по характеру он точно еврейский интеллигент: внутренние терзания, противоречия, сомнения одолевают кошачью душу. Хвостатый талмудист постоянно задает вопросы и без конца спорит с духовным наставником хозяина. Но больше всего его раздражают хозяйские ученики: «Я не очень-то люблю парней, особенно тех, что интересуются религией. Для них религия — просто инструмент, чтобы управлять другими. Эрудиция им нужна, чтобы было о чем говорить за столом».

Особенно кота выводит из себя ученик, постоянно критикующий женщин за их нескромное поведение и внешний облик. И однажды кот выслеживает «святошу», когда тот направляется в арабский квартал, чтобы посетить бордель: «Пока я думал, что он бескомпромиссный и добропорядочный, я терпеть его не мог. Но когда выяснилось, что он врет, разрываясь между своими гормонами и убеждениями, — я его полюбил».

Мы видим, что автор иронизирует, посмеивается над евреями, их религией и обычаями. Но вы не найдете в его работах самоненавистничества. Сфар любит цитировать Шагала, который якобы сказал: «Если хочешь спасти свой народ, ты должен спрятать его в своих картинах». Сфар и спасает свой народ в своих комиксах. Шагалу — еще одному учителю и кумиру — он посвятил две книги комиксов под названием «Шагал в России». Их герой — не реальный русско-еврейский художник, а обобщенный еврейский юноша в России времен гражданской войны и погромов. Такой парафраз бабелевской «Конармии». Если об Алжире Сфару рассказывала бабушка, то о погромах не понаслышке знал его дед…

Конечно же, не Сфар первооткрыватель еврейской темы в комиксах. Как кажется, самой историей «рисованных историй» изначально было запрограммировано обращение их авторов к этой теме. Индустрию комиксов в США 1930-х годов, как несколько ранее и киноиндустрию, создали в значительной степени именно евреи. Не имея возможности получить работу в респектабельных американских СМИ, вчерашние иммигранты заполнили нишу массовых изданий «низового уровня». В своих героев они вкладывали те качества, о которых мечтали: сильные люди, спасающие свой народ. «Легкомысленные» картинки с самого начала были полны трагизма, тревоги и мечты о спасении. Первый супергерой комиксов — Кларк Кент, Супермен, нарисованный художниками-евреями, появился на свет в 1938-м. Уроженец другой планеты, навсегда утративший родной мир, он всеми силами пытался защитить Землю, свою семью и друзей. Уже после войны возникли Человек-паук, Люди Икс и другие. Их главное качество — они не такие, как окружающие, они иные в чуждом окружении. Столь созвучные еврейской ментальности образы не могли не привести в конце концов и к появлению собственно «еврейских супергероев». В наши дни можно найти англоязычные комиксы, в которых Менора‑мен, Дрейдл‑мейдл, Женщина-Маца и их соратники со столь же характерными именами сражаются против темных сил — роботов, стремящихся похитить воспоминания у ассимилировавшихся евреев. Для детей из ультраортодоксальных семей издается журнал комиксов «Ор» («Свет»), на страницах которого творят чудеса и совершают подвиги хасидские цадики. А на другом краю спектра — провокационная «Комическая Тора», в которой пышногрудая длинноволосая блондинка — это и есть «земля, текущая молоком и медом».

В целом, спектр чрезвычайно широк, предметом обсуждения в еврейских комиксах становятся Израиль, Талмуд, традиции и многое другое. До русскоязычной аудитории первым добрался «Кот раввина» Жоанна Сфара. Можно поздравить отечественного читателя — знакомство начинается с одного из лучших образцов жанра.

2. Роман без слов

К чему романы, если сама жизнь — роман?

Шолом-Алейхем

Почему мы, собственно говоря, снисходительно, а порой и презрительно, относимся к изданиям, где картинки занимают в разы больше места, чем текст? Логика, очевидно, такая: читаешь книгу — значит, думаешь, анализируешь, воображаешь, совершенствуешься. Трудная интеллектуальная работа, не всем доступная. А комикс листаешь и — проглатываешь. Никакой работы, за исключением переворачивания страниц…

Уязвимость подобного рода рассуждений доказывает как низкопробная, но весьма многословная литература, заполняющая книжные прилавки, так и литература совсем без слов, но самого высокого художественного уровня. Именно к последней относится комикс Шона Тана «Прибытие», выпущенный недавно все тем же издательством «Комильфо». Перед нами — острая, тонкая, трагическая книга о судьбе эмигранта в новой стране[2].

На форзаце — рисунки, стилизованные под паспортные фотокарточки эмигрантов со всех концов света: хасиды и русские крестьяне, индусы и афганцы, китайцы и вьетнамцы, многие-многие другие. Открываешь этот «роман без единого слова» — и каждая страница заставляет думать, анализировать, воображать, совершенствоваться. Мы сами невольно начинаем сочинять историю за историей. Иногда перед глазами множество черно-белых картинок, словно набор старых фотографий-воспоминаний. Иногда на весь разворот — океан, город, улица. Ощущение: вы смотрите фильм — и вдруг стоп-кадр, которым отмечена важная веха в жизни героев. На многих картинках — удивительные животные и растения. Может быть, таким видит всё окружающее приезжий — человек, сменивший гражданство, страну, континент, язык?

О том, что заставляет людей уезжать или даже бежать из родного дома, рассказывают — без всяких слов — персонажи «Прибытия»: диссидент, преследуемый реакционными властями; солдат-инвалид, забытый неблагодарной отчизной; девушка, стремящаяся получить недоступное для женщин ее страны образование.

От «чтения» этого комикса можно ожидать такой эффект: евреи будут убеждены, что это роман о жизни еврейских эмигрантов, скажем, в Нью-Йорке, а представители других народов вполне могут принять «Прибытие» на свой счет. Австралиец Шон Тан, посвятивший книгу отцу — эмигранту из Китая, сумел создать универсальное произведение, близкое многим.

В 2011 году мультфильм «Ничья вещь» по одноименному комиксу Тана получил премию «Оскар» за лучшую анимационную короткометражку. Обратим внимание на сходство творческих исканий и достижений Сфара и Тана. Кстати, русская версия комикса «Ничья вещь» также вышла в «Комильфо» несколько лет назад.

Яркие, красивые, стильные и умные комиксы, профессионально переведенные и качественно отпечатанные, — вот за что нужно сказать спасибо этому издательству. Выбрали достойные книги — и их не испортили.

3. Комиксы и… Холокост

Мои родители пережили ад и переехали в пригород.

Арт Шпигельман

На Западе эти понятия — комикс и Холокост — уже давно и успешно сосуществуют. Ничего комического в привычном для нас аспекте: история, страдания, воспоминания — личные, родных и близких, переживших Шоа, иногда — вторичные переложения «Списка Шиндлера» или «Пианиста». Теперь знаменитый комикс о Холокосте — графический роман Арта Шпигельмана «Маус» — доступен и на русском языке. Обе его части объединили под одной обложкой московские издательства «АСТ» и «Corpus»[3].

Это повествование в строгих черно-белых рисунках — переработанные и переосмысленные художником рассказы его отца о довоенной жизни евреев в Польше, о гетто и лагерях, о любви и смерти, о спасении и новой, послевоенной жизни в Америке. Все участники событий представлены в виде животных: поляки — свиньи (не случайно комикс долгое время отказывались издавать в Польше), французы — лягушки, американцы — собаки, немцы — кошки, евреи — мыши (но не крысы, как любили изображать евреев нацистские пропагандисты). Русским места в комиксе не нашлось, и нам не дано узнать, как нарисовал бы их автор — в образе медведей, наверное… Конечно, в таком анималистическом подходе есть опасность снижения трагедии до басни. Но, с другой стороны, нельзя не согласиться со Шпигельманом: а как еще можно показать эту абсолютно бесчеловечную страницу истории XX века? Подлинные биографии своих родителей он помещает в сказочную реальность — возможно, в этом и заключается одна из составляющих невероятной популярности «Мауса» у публики и критиков. О книге опубликовано множество исследований, рецензий, эссе. Нет сомнений, что теперь к ним добавятся и работы, написанные по-русски.

Мы же хотим обратить внимание на еще один комикс о Холокосте — «Поиск», русскую версию которого выпустило в свет петербургское издательство «Бумкнига»[4]. Впервые это просветительское издание, подготовленное Домом-музеем Анны Франк при поддержке различных государственных структур, появилось в Нидерландах. В шести странах Евросоюза «Поиск» используется в качестве учебного пособия, а в Германии он официально включен в школьную программу.

Первое впечатление после прочтения: это «смягченный» вариант дневника Анны Франк — рассказ о ее сверстнице и землячке Эстер, столкнувшейся с несколько менее педантичными нацистами и оказавшейся более удачливой перед лицом судьбы и Катастрофы. За сюжетом довольно трудно следить: масса персонажей, повествование все время перескакивает во времени из прошлого в настоящее и обратно. Эпохи при этом никак не маркируются, а язык местами представляет собой своего рода «статью из Википедии», втиснутую в реплики героев. Очевидно, авторы хотели дать юным читателям историческую информацию, представить хронику реальных событий, но решения, как это сделать удачно, они так и не нашли.

В целом, если считать «Поиск» учебным пособием, как настойчиво позиционируют комикс издатели и промоутеры, то необходимо отметить его главный недостаток: он совершенно не адаптирован для России, да к тому же довольно небрежно переведен.

Некорректно, например, в издании для российских школьников замалчивать роль Советской армии в спасении узников гитлеровских концлагерей — буквально пара упоминаний вскользь. Нет ничего хорошего в преуменьшении роли союзников — но и обратное не лучше. На ряде картинок мелькают флаги освободителей — американский и британский. Советский флаг рядом с ними отсутствует…

Другой пример — герой рассказывает о концлагере Освенцим: «В этом лагере убили моего отца. Почти 6 миллионов евреев было убито. Мы называем это Холокост (или Шоа). Но в лагерях погибли и миллионы других людей, например цыгане, поляки и русские». У читателя складывается впечатление, что все шесть миллионов погибли в лагерях смерти на территории Польши. Судьба миллионов евреев, чьи жизни трагически оборвались отнюдь не в лагерях, а в расстрельных рвах на оккупированной советской территории, оказывается проигнорированной, вынесенной за скобки. В другом месте о том же Освенциме сообщается: «Здесь сидели евреи, а также политические заключенные, в основном из Польши и Советского Союза». Тут уж то ли «трудности перевода», то ли просто незнание истории. Ну, какие политзаключенные из СССР?

На этом фоне уже почти не обращаешь внимания на ляпы, вроде такого: «Боб решил уехать в Израиль и начать там новую жизнь. Он помогал строить новую деревню». Судя по картинке, имеется в виду кибуц.

В очередной раз при обсуждении переводной детской книги по истории Холокоста приходится повторять: заведомо проигрышная образовательная стратегия — попытка экспорта памяти, неумение учитывать местный исторический и культурный контекст, невольная подмена предмета и смещение эмоциональных акцентов, когда трагедия европейского еврейства изображается как что‑то, происходившее далеко («у них и с ними») и напрямую русскоязычных школьников не касающееся. Более того, такая стратегия — контрпродуктивная, способная вызвать у детей отторжение. Пожалуй, в случае «учебных комиксов», с их неизбежным привкусом «заморской диковины», это даже очевиднее, чем при разговоре о поэзии и прозе[5].

Вызывает вопрос и возрастная группа, к которой обращаются авторы «Поиска». Шаблонные наукообразные фразы героев явно малопригодны для 9–11-летних, а для подростков постарше сюжет выглядит слишком плоским.

Хотя одна сюжетная линия, затронутая в этом графическом романе, представляется интересной и важной. Отец подруги главной героини работает полицейским. Однажды он предупреждает Эстер об опасности. «Что вы… о нем думаете?» — на этот вопрос, заданный уже много лет спустя, героиня отвечает: «Он мне помог, но в то же время отчасти виноват в смерти моих родителей».

Проблема соучастия местного населения в нацистских преступлениях, равнодушия, предательства затрагивается и в диалоге машинистов, ведущих поезд в Освенцим:

— Ты опять в этом поезде? Некоторые не хотят выполнять эту работу.

— А мне нет до этого дела! И мне нужны эти деньги.

— Ты прав. Если не мы, будет кто-то другой!

Авторы не нашли в себе силы или не посчитали возможным заострить вопрос о коллаборационизме. Но можно не сомневаться: европейские школьники не раз поднимали его на уроках при изучении комикса. Имело бы смысл обсуждать эту тему и со школьниками в России — и не только в связи с Холокостом. Показательно: в стремлении разрешить коллизию один из создателей «Поиска», художник Эрик Хёвел, в 2009 году издал своеобразный приквел под названием «Семейная тайна», посвященный жизни того самого полицейского-коллаборанта из Амстердама.

***

Итак, начало положено — еврейские комиксы «заговорили» по-русски. Пожелаем издателям не повторять ошибок — и будем ждать продолжения. Ведь хорошие комиксы, о чем бы они ни были, — это настоящая литература.