---

Айзенман Ц. А стрелки бегут, бегут…: Рассказы, легенды, этюды / Пер. с идиша Г.Кановича, Л.Фрухтмана; Предисл. Г.Кановича. – Лод: Лебанаж, 2013. – 246 с.: ил.

---

Литература — это не книги, это даже не книги, журналы, писатели и читатели. Литература — это то, что происходит между ними. И еще в этот суп нужно добавить переводчиков, критиков, иллюстраторов, книжных дизайнеров, редакторов и издателей — по вкусу. Поэтому, скажем, в середине XIX века художественные произведения на идише уже были, а литературы на идише еще не было. А теперь многим кажется, что ее уже нет, а она между тем — есть.

И по-прежнему такая, какой сложилась в пору своего наивысшего расцвета, то есть в период между мировыми войнами. Такая — это значит многонациональная. Только литература на идише называется многонациональной, в отличие от «многонационального советского народа» или «многонационального народа Российской Федерации», не от загадочного слова «национальность», а от понятного слова «нация», «nation», то есть «политическая нация», страна, государство. Когда-то тремя «главными» литературами на идише были польская, советская и американская. Польской больше нет, советской — тоже нет (причем не только «советской еврейской», но и вообще), российская литература на идише — не сложилась, зато на первый план вышла израильская.

«Жаргон» стал языком творчества для ряда литераторов в Палестине еще в начале ХХ века. Но на литературной карте «идишланда» Эрец-Исроэл оставался периферией вплоть до возникновения Государства Израиль. Катастрофа европейского еврейства привела в эту совсем не благоволящую идишу страну целую когорту творящих на нем литераторов. Новой волной стали писатели-репатрианты из СССР — и те, кто прибыл в 1970-е, и те, кто приехал позже, вместе с «большой алией». Так Израиль (наряду с США, Канадой, Аргентиной) постепенно выдвинулся на первое место в иерархии стран — убежищ для идиша. Однако много ли мы знаем об израильской словесности на «маме-лошн»?

Из литературы на идише в США обычно четко выделяют «местную», американскую. Ее авторы — это не те, кто прибыл в Америку пусть молодым, но уже сложившимся писателем. Нет, речь идет о тех прозаиках и поэтах, которые пусть и родились в Восточной Европе, но приехали в США детьми и всерьез писать по-еврейски стали только на американской почве. Как литераторы они родились именно в Америке.

Это деление всецело относится и к Израилю. Одни, как Авром Суцкевер или Ури-Цви Гринберг, поселились там уже известными авторами, другие начали писать или по крайней мере публиковаться только в Израиле.

Цви Айзенман (1920–2014), хотя и провел детство в Варшаве, а юность — в «трудовом батальоне» на Урале, как автор состоялся только в Израиле, куда попал перед самой Войной за независимость (1948). И даже когда он писал не о ближневосточных реалиях, а о родной Варшаве или военном Урале — все равно оставался именно израильским писателем.

Проза на идише — разговорчива и криклива, ее стихия — прямая речь. Цви Айзенман в своих рассказах не злоупотребляет прямой речью, его герои изъясняются репликами, а не монологами, да и сам автор все время говорит вполголоса. Это малознакомая для знающих «старую» еврейскую словесность интонация. Пишущий на идише в Израиле заведомо позиционирует себя как европеец и «северянин», который привык к неярким, тусклым краскам, выглядящим непривычно под знойным левантийским солнцем. Рассказы, рассказики и короткие притчи Айзенмана — это почти всегда тихая, сдержанная элегия. Кажется, что Израиль 1950–1960-х годов — мужественная, солдатская, воюющая страна — наложил свой отпечаток не только на тех, кто писал на иврите, но и на местных «идишистов», в том числе и на Цви Айзенмана.

Дарование Айзенмана нельзя и, главное, нет необходимости сравнивать с классиками. Это добротная литература второго ряда (быть писателем второго ряда в такой богатой литературе, как еврейская, — очень почетно). У рассказов Айзенмана есть одно неоспоримое достоинство: ими, может быть, трудно восхищаться, но их очень легко полюбить. И, полюбив, увидеть новую — израильскую — грань литературы на идише.

Рассказы Айзенмана переведены классиком еврейской литературы на русском языке Григорием Кановичем и известным еще с 1970-х годов переводчиком Шолом-Алейхема (и не только) Львом Фрухтманом. Эти имена автоматически делают книгу «А стрелки бегут, бегут…» литературным событием. Язык переводов свеж, небанален, свободен от того скудного словаря, по которому сразу можно отличить «перевод» от «нормальной прозы». Если учесть, что книжку украшают рисунки превосходного израильского графика Йосла Бергнера (которому посвящена одна из миниатюр Айзенмана), то, как говорится, лучшего и желать не приходится… Нет, все-таки приходится. Книге недостает редактора. И это, к сожалению, чувствуется. Потому что каким бы опытным и умелым ни был переводчик, внешний, издательский редактор все-таки необходим.

Стрелки на часах одного из старейших еврейских писателей Цви Айзенмана остановились совсем недавно, всего год назад. Стрелки на циферблате еврейской литературы неуклонно продолжают свое движение, показывая и сегодняшнюю минуту, и завтрашний день.