Борис Ковалев. Мысли историка над книгой юриста. Новый мир, 2016, № 3

Чрезвычайно тактичная и учтивая рецензия профессионального историка, специалиста по периоду нацистской оккупации, на работу дилетантскую — публицистический труд Льва Симкина «Коротким будет приговор» (М.: Зебра Е, 2015), основанный преимущественно на материалах вашингтонского Мемориального музея Холокоста. Рецензент признает, что «книга Л.С.Симкина богата фактурой», но мягко советует автору поработать и в московских архивах — например, Российском государственном архиве социально-политической истории и центральном архиве ФСБ, а также сетует на отсутствие в «книге юриста» необходимых ссылок на документальные источники.

Драматичным и парадоксальным историям, изложенным Симкиным, Ковалев противопоставляет другие, не менее драматичные и парадоксальные. Иногда рецензенту приходится опровергать размашистые утверждения рецензируемого автора. Так, Симкин пишет: «Мне не известны случаи, когда при организации эвакуации власти обращались бы к еврейскому населению с призывом уйти от приближающихся германских войск, хотя прекрасно знали, какая судьба их ждет». На это Ковалев указывает:

…подобные вызовы в НКВД все-таки были. В частности, в Великом Новгороде, в августе 1941 года, за неделю до оккупации. При этом один из вызванных, столяр больницы Гринберг, заявил чекистам, что это не он должен спасаться от гитлеровцев, а они. А он, мол, честный человек, успешно торговал в своей лавке во Пскове в 1918 году при немцах, что и собирается делать вновь. В условиях страшной неразберихи этих дней советские органы арестовать его не успели, и он остался в оккупированном городе. Вскоре его арестовали русские полицаи под руководством «шефа новгородского гестапо» (как он себя называл) Бориса Филистинского…

Ужас этой истории еще и в том, что коллаборационист Борис Филистинский — небесталанный поэт, а позднее, в США, куда после войны его забросила судьба, еще и видный историк русской литературы (под новой фамилией Филиппов), публикатор сочинений Мандельштама и Гумилева. Информация о новгородских «подвигах» Филистинского (личном участии в уничтожении евреев и психически больных) появлялась еще в советское время, но воспринималась с недоверием — как клевета, возводимая КГБ на видного деятеля эмиграции. Однако материалы, обнаруженные Ковалевым, подтверждают эти жуткие факты.

Евгений Беркович. Томас Манн и Альфред Прингсхайм: писатель и математик под одной крышей. Нева, 2016, № 3

Статья о взаимоотношениях Томаса Манна со своим тестем — профессором математики из богатой еврейской семьи. Отношения эти были далеко не безоблачными — родственников разделяли и философские вкусы (один любил Шопенгауэра, другой терпеть его не мог), и профессиональные интересы.

Но были и другие, более земные и более болезненные проблемы, отразившиеся в прозе Манна. Образы родственников со стороны жены угадываются и в романе «Королевское высочество» (там они вполне благопристойны), и в скандальном рассказе «Кровь Вельзунгов». Рассказ был воспринят публикой как антисемитский (и текст его, особенно в первой редакции, давал для этого повод), но скандальность заключалась не только в этом: Манн, чья жена имела брата-близнеца, описывает, как девушка из богатой еврейской семьи вступает в кровосмесительную связь с братом-близнецом накануне собственной свадьбы с «гоем». История написания рассказа, его несостоявшейся публикации, дальнейшей «смягчающей» работы над текстом достаточно известна — автор журнальной статьи касается ее лишь вскользь. Существенно то, что обычные для немецкой интеллигенции интеллектуальные споры и личные психосексуальные комплексы накладываются тут на эпоху, когда еврейское или «арийское» происхождение каждого из участников сюжета приобретало особое, драматическое значение, — эпоху, непосредственно предшествовавшую Холокосту.

Юрий Юдин. Остап Бендер как былинный герой. Нева, 2016, № 3

Как считает автор этого эссе о «великом комбинаторе», «герой русских былин, идеально соответствующий нашему герою, — это Волх Всеславьевич (он же Вольга Буславлевич или Святославьевич), оборотень и кудесник шаманского типа». Дальше автор последовательно вычитывает в хрестоматийном тексте неожиданные для читателя вещи. Например, «общежитие студентов-химиков имени Бертольда Шварца» оказывается связано с темой волшебного снадобья, а Балаганов, Паниковский и Козлевич — это (кто бы вы думали?) Горыня, Дубыня и Усыня:

В облике Горыни-Балаганова подчеркиваются брутальные и атлетические черты: железные ноги, молодецкая грудь; важны также его огненно-рыжие волосы. Фамилия Дубыни-Паниковского происходит от бога дикой природы Пана (опосредованно, через слово «паника»)... <…> Наконец, в облике Усыни-Козлевича самая приметная деталь — «кондукторские усы», которые то молодецки подкручиваются, то уныло висят, в зависимости от расположения духа усача.

Один из атрибутов былинного героя-волшебника или оборотня (в частности, Вольги) — чудесное рождение. И вот:

Матушка Остапа в тексте ни разу не упоминается; мы знаем только, что его папа был «турецкоподданный» (турецкое подданство в Одессе нередко принимали негоцианты-евреи: оно позволяло им обойти условия конфессиональной дискриминации, предусмотренной законами для иудеев, а также освобождало их детей от воинской повинности).

Про смысл «турецкоподданнности», впрочем, уже писали, как и про возможное происхождение фамилии Бендер от города Бендеры, населенного в основном евреями... В общем и целом — прихотливая и необязательная, но обаятельная работа мысли.

Борис Фрезинский. Тынянов, Эренбург и другие (в хронологических контекстах). Звезда, 2016, № 2

Суть коллизии в следующем: филологи формальной школы (в том числе Тынянов) со скепсисом относились к Эренбургу-писателю, считая его «не то символом, не то карикатурой дилетантского духа». Со своей стороны, сам Эренбург признавался: «Тынянов, этот воистину "петербуржец" (в старом значении этого слова), неизменно учтивый, даже в злых репликах, — меня стеснял, порой страшил». Но внешне отношения оставались корректными. В шестидесятые годы Эренбург, в чине одного из хранителей памяти об ушедшей великой эпохе, выступал на мемориальных вечерах, посвященных Тынянову, с воспоминаниями о нем.

Важная подробность, однако, в том, что Тынянов — не урожденный петербуржец (он «родился… и прожил детские годы в Режице — провинциальном городке Витебской губернии… [ч]асах в шести от мест рождения Михоэлса и Шагала»), так же как Эренбург по рождению — не москвич, а киевлянин. Оба — из ассимилированных еврейских семей (Тынянов — из более ассимилированной), и оба, войдя в русскую культуру, приняли на себя определенные — готовые, существовавшие уже в этой культуре — роли.

Мириам Гамбурд. Львиная капитель. Звезда, 2016, № 3

Эссе про Индию, про храм Тадж-Махал, про израильскую поэтессу Ципи Левин Бирон, живущую в Бомбее, и ее стихотворение «За шесть дней создан был Хиндустан»:

Библейская динамичная, распластанная во времени неделя (на седьмой день Всевышний забастовал, суббота и забастовка — одного корня) сопрягается здесь (в стихотворении. — В.Ш.) с линейной статичной ведической схемой сотворения мира от головы до пят — так сплетены две богатейшие культурные кодовые системы. В первый день был создан махараджа, заметьте, раньше, чем воссиял свет над миром. Далее день за днем автор творит жестокий и цветной мир Хиндустана. Ну а я пишу подстрочник на русском и так добавляю еще один культурный слой к двум уже имеющимся.

Картина действительно впечатляющая, хотя, дабы не вводить читателя в недоумение, стоило бы уточнить, что слова «суббота» и «забастовка» однокоренные в иврите, а никак не в русском.