Вот в мезозое, например, преобладали пресмыкающиеся, а потом, в кайнозое, — млекопитающие. Отчего так? Не нашего ума дело. Мы, как учили классики естествознания, «гипотез не измышляем», а что видим, то и поем. Вот раньше косяком открывали центры, кафедры и институты иудаики, потом развели конференции, а теперь от журналов спасу нет.

Кому от этого хорошо? Читателю? Науке? Еврейскому народу? Полагаю, что всем плохо.

***

Отдельные пороки еврейских академических журналов я перечислил в своей предыдущей статье на близкую тему[1]. Ничего с тех пор не изменилось, а так как номенклатура периодических и полупериодических изданий по иудаике резко выросла, то указанные пороки только приумножились, утучнились и засверкали новыми гранями.

В дальнейшем своем обзоре я почти не буду говорить про конкретные статьи, среди которых есть блестящие, прямо-таки открывающие новые перспективы, есть добротные, есть откровенно слабые, а есть такие, что просто непонятно, каким образом они попали на страницы изданий, позиционирующих себя в качестве научных. Собственно говоря, в этом-то и проблема, родовая травма всей постсоветской иудаики: профессиональное в ней соседствует с дилетантским, строго научное — с публицистическим, доброкачественное — с никуда не годным. Более того, сильные публикации часто не доведены «до ума», не отредактированы, не вычитаны — у многочисленных худосочных редколлегий хватает сил лишь на то, чтобы кое-как сверстать журнал или сборник, и ни на что большее.

Вопрос: как отделить зерна от плевел и обеспечить, чтобы публикуемые материалы не опускались ниже минимально разумного уровня? Ответ на него в равной степени известен и неисполним в силу системных пороков, присущих всей постсоветской академической иудаике. Эти пороки, эти родимые пятна, не с Луны свалились, они не случайность, а закономерность. Эти недостатки — «суть продолжение наших достоинств».

Прежде всего, речь идет о давнем и по сию пору не искорененном заболевании. Московский центр «Сэфер» — ключевая структура, из чьей «шинели» вышла вся исследовательская деятельность в области иудаики на пространстве одной шестой части суши, — изначально видел себя не только научной, но и общественной, просветительской организацией, а потому держал порог для участников своих конференций (с последующей публикацией работ в соответствующих сборниках) гораздо ниже академической нормы. Для «Сэфера» это всегда оставалось осознанной политикой, которая неизменно проводилась с открытыми глазами — и тогда, когда это было необходимым, чтобы на советских руинах взошло хоть что-то живое, и тогда, когда явно перестало быть уместным. При этом качество докладов на сэферовских конференциях из года в год неуклонно растет — за счет прихода нового поколения исследователей и общего повышения уровня иудаики на русском языке, а качество сэферовских сборников — неуклонно падает. Они все больше превращаются в «братские могилы», которые собирают нечто уж совсем в других местах «непечатное». Одно дело — произнести доклад в кругу коллег, другое — отдать свой текст в очень неровное по уровню и пестрое по набору тем издание… Задаваемый центральной структурой, словно камертоном, заниженный стандарт неминуемо сказывается на общем состоянии отрасли.

Вторым врожденным пороком нынешней еврейской академической периодики является ее многоязычие. Это плохо не только потому, что затрудняет жизнь читателей, а под маской борьбы за языковое равноправие прячется явное неравенство языков. Это плохо, поскольку откровенно демонстрирует то, что надо скрывать (я вообще активный сторонник социального лицемерия). А именно: полное отсутствие редактуры как принципиальная позиция и массовое явление. Трудно представить себе издание, которое квалифицированно редактирует тексты на трех, четырех, пяти языках. В одном из журналов, которые попали в настоящий обзор, на обороте титула с подкупающей честностью декларируется: «Материалы публикуются в авторской редакции и представляют точку зрения их авторов». В сущности, то же самое могли бы сказать и многие другие издания, но они скромно молчат.

Между тем эта болезнь — назовем ее «вавилонский синдром» — только разрастается. Вот солидная «Judaica Ukrainica», которая прямо в сведениях для авторов сообщает, что печатает статьи на трех языках — украинском, английском и русском[2]. Вот два периодических издания, которые готовит кафедра еврейской культуры Санкт-Петербургского госуниверситета, — «Еврейская речь» (в третьем и четвертом номерах — половина статей на русском, половина — на иврите)[3] и «Judaica Petropolitana» (статьи на русском, английском, французском и иврите)[4]. Интересно: а на каком языке редакторы последнего из перечисленных журналов материал бы не приняли? На украинском? На грузинском? На латыни?

На латыни, может быть, и нет, а вот с близким латыни румынским прецедент уже есть. Институт культурного наследия Академии наук Молдовы выпустил специальный том «Журнала этнологии и культурологии», целиком посвященный проблемам иудаики[5]. Номер трехъязычный — статьи представлены на русском, румынском и английском. В этом смысле особой разницы между Кишиневом и Петербургом незаметно. С одной стороны, присутствие государственного языка в издании местной академии наук выглядит само собой разумеющимся, но с другой — складывается ощущение, что кишиневские авторы не слишком заинтересованы в том, чтобы знакомить с результатами собственных исследований зарубежных коллег…

Казалось бы, отрицание подобного изоляционизма должен демонстрировать «Сборник научных трудов Института иудаики» — издание, выпускавшееся в Кишиневе негосударственной исследовательской организацией[6]. Действительно, абсолютное большинство статей опубликовано в нем по-русски. Но вдруг раз — и в четвертом выпуске появляется статья на румынском, причем даже без английской или русской аннотации. И, кажется, издателей это нисколько не смущает.

Если та или иная редакция верит, что русский все еще остается (в этой вере нет никакого империализма) общепонятным языком на постсоветском пространстве, языком профессионального сообщества — следует печатать журнал на русском. Если редакция — сознательный противник доминирования языка былой империи (в нынешней политической ситуации такую точку зрения легко понять и принять) или хочет сделать свое издание интересным возможно более широкой международной аудитории, ей стоит остановиться на английском. Но смешение языков — это, как известно из Писания, не достижение, а наказание.

Третий порок. «Все журналы делают это». Точнее, не все, но многие. Поскольку издателями выступают, как правило, вузы или вузовские кафедры, которые, естественно, проводят регулярные конференции, то соответствующие журналы просто превращаются в сборники материалов очередного научного форума. Больше всех этим грешат петербуржцы. Подмена, увы, убивает саму идею журнала. Сборник материалов конференции и повременное издание — принципиально разные жанры: у них различная структура (в журнале присутствуют рецензии, возможна полемика и т. д.), они печатают материалы разного объема и разной стилистики (устное сообщение длится обычно 15–20 минут, объем серьезной гуманитарной публикации намного больше), в идеале существенно различается и «технология» работы с поступающими текстами.

Откровеннее (или честнее) всех ведет себя в этом отношении Петербургский институт иудаики (ПИИ). На обложки его журналов не выносится ни название — «Труды по иудаике. История и этнография» или «Труды по иудаике. Филология и культурология», ни номер (они присутствуют только на авантитулах), а на титульных листах прямо сообщается: «Материалы конференции»[7]. Перед нами — типичные конференционные сборники, которым почему-то придается статус повременного издания. Казалось бы, это предоставляет возможность отобрать лучшее, наиболее значимое — ведь доклады выслушаны и публично обсуждены, более того — в ходе дискуссий авторы могут уточнить и отточить свои тезисы. Ничуть не бывало: ПИИ издает свои журналы-сборники не после конференций, а к их открытию, и в результате доклады публикуются в самом что ни на есть «натуральном» виде. Из-за этой странной особенности именно петербургские «Труды по иудаике» демонстрируют наибольшую амплитуду «качелей» между профессионализмом и дилетантизмом.

Возьмем наудачу выпуск, озаглавленный «История еврейской диаспоры в Восточной Европе». Статьи пристойного уровня соседствуют здесь с работами совершенно беспомощными. Например, одна из публикаций сводится к собранной в общедоступных справочниках информации о том, что в губернии N было столько-то местечек, а в губернии М — столько-то, причем евреи составляли такую-то в процентах долю от общего населения. Попыток осмыслить приведенные факты, равно как и ссылок на работы предшественников, в которых эти факты уже были осмыслены, нет и в помине. И таких статей, представляющих собой неаккуратные студенческие рефераты, в номере — едва ли не большинство.

Кафедра еврейской культуры СПбГУ, в сущности, делает почти то же самое, что и ПИИ, то есть в большей или меньшей степени превращает свои журналы в сборники своих же конференций, но скрывает или, во всяком случае, не выпячивает это обстоятельство. Так, «Еврейская речь», начиная со второго выпуска, скромно, вовсе не на титульном листе, сообщает, что основные материалы номера — доклады, прозвучавшие на организованной кафедрой конференции. Вообще, это издание, в первом номере попытавшееся заявить о себе как о специализированном лингвистическом журнале и содержавшее несколько интересных исследований, достаточно быстро выродилось в набор брошюр по техническим проблемам преподавания иврита. Немногочисленные научные статьи выглядят теперь на страницах этого узкоспециального вестника как явно чужеродное явление.

Из всех обсуждаемых петербургских научных журналов наиболее серьезный по своим академическим «последствиям» — «Judaica Petropolitana». Марка университета привлекает исследователей, на страницах издания появилось несколько объемных работ, подготовленных учеными с именем. Но от номера к номеру масштабные монографические публикации постепенно начинают соседствовать с посредственными, студенческого качества выступлениями на конференциях. Материалов при этом не хватает не только на тематический номер, но даже на тематический блок. Как следствие, статья про добиблейскую археологию Израиля (что, строго говоря, вообще не иудаика) мирно соседствует в четвертом выпуске с работой по истории Биробиджана — в рамках общей рубрики «История». К тому же чрезвычайно небрежная верстка и явное отсутствие корректора создают устойчивое ощущение: издатели, горячо взявшись за дело, быстро остыли к своему начинанию и попросту махнули на него рукой.

По статусу, многоязычию и даже названию петербургский журнал весьма напоминает своего киевского собрата. С одной стороны, «Judaica Ukrainica», учрежденная с широким замахом несколько лет назад, позиционирует себя как главное украинское национальное издание по иудаике, с другой — как международный журнал, привлекающий широкие научные силы из-за рубежа. В то же время это все-таки журнал определенного, очень успешного вуза — Киево-Могилянской академии. Похоже, такая конкретная прописка предопределила относительно узкий круг авторов (причем часть фамилий присутствует едва ли не во всех номерах). На деле «Judaica Ukrainica» оказалась изданием все-таки не общеукраинским, а вполне «партийным».

Тем не менее редакторы пытаются быть честны с читателями (и с самими собой) и не снижать планку от номера к номеру. В результате после «толстого» первого выпуска объем ежегодника резко упал — не так легко собрать качественные тексты даже на один номер в год, особенно если учесть установку на ощутимое присутствие оригинальных текстов на государственном языке. Более того, необходимость демонстрировать украиноязычие начинает все сильней подтачивать этот амбициозный проект. Характерный пример: в третьем выпуске появляется достаточно слабая украиноязычная статья о творчестве еврейского поэта Лейба Квитко, все источники которой написаны и опубликованы по-русски. Сто́ит ли писать о Квитко, не прочитав на идише ни одного его произведения и ни одной работы о нем, — вопрос отдельный. Но украинский язык в статье, содержащей обширные цитаты из русских источников в украинском переводе, выглядит уступкой не академическим, а сугубо политическим потребностям. Повторюсь: парадоксальным образом многоязычие превращает журнал, позиционирующий себя как международный, в сугубо местное издание.

Впрочем, иметь статус международного лестно любому из обсуждаемых изданий, но цена, которой достигается эта «международность», порой неоправданно высока. В одном из выпусков петербургских «Трудов по иудаике» содержится публикация исследователя из Турции — о хазарском происхождении караимов Крыма. Признаться, на месте редактора я бы статью такой тематики отклонил, не читая. Но эту прочел (я ведь не редактор, да и статья короткая). Конспективно пересказаны базовые источники по истории хазар, затем вкратце упомянуты известные сочинения о крымских караимах. Завершает компиляцию сокрушительный, ни из чего не следующий вывод о том, что вторые являются потомками первых… Или другой пример. В претензиях на «международность» русско-ивритская «Еврейская речь» прямо на обложку выносит ошибочный английский перевод заглавия: «The Jewish Speech». Параллельное заглавие на неграмотном английском присутствует и в «Трудах по иудаике», но все‑таки не на обложке — на авантитуле...

Несомненно, умножившиеся научные журналы свидетельствуют не только о расширившейся географии постсоветской иудаики, но также и о ее усложнившейся структуре. Например, появление «Еврейской речи», посвященной в основном проблемам изучения и преподавания иврита, свидетельствует об академической самостоятельности этой отдельной и во многих отношениях автономной отрасли. Однако «чистый жанр» не получается нигде — ни по форме, ни по содержанию, ни по, так сказать, «идеологии». В тематические номера то и дело прорываются статьи, далекие от заявленной темы. Минско-виленский «Цайтшрифт» (он же «Часопiс») попытался стать голосом «тридцатилетних», но из этого, к сожалению, ничего не вышло[8]. Последний выпуск состоит из интересных и профессиональных статей, но почти все они написаны исследователями старшего поколения.

Приходится с горечью констатировать: появление все новых и новых журналов — свидетельство не столько расцвета, сколько кризиса иудаики на постсоветском пространстве. «При многоглаголании несть спасения, а сдерживающий уста свои разумен». Если кафедра А в вузе Б имеет печатный орган, то как может кафедра N в вузе М не завести себе того же? Доходит до явных курьезов. Вместо того чтобы издать один объемный сборник статей Институт иудаики из Кишинева в течение 2013 года выпустил три тощих брошюры с номерами. Зато обложку этого быстро прекратившегося издания украшала фотография Куббат ас-Сахра, Купола Скалы́, то есть мечети. Я понимаю, что на протяжении столетий Купол Скалы́ воспринимался еврейскими паломниками как Храм Соломона и именно в таком виде попал в традиционную еврейскую иконографию Храма, включая росписи молдавских и румынских синагог. Но, как говорится, «не до такой же степени» — не на обложке же академического журнала.

***

Все двадцать пять лет существования иудаики на постсоветском пространстве ей остро не хватает авторитетного журнала, публикация в котором была бы престижна с точки зрения международного сообщества. Одно время эту функцию пытался взять на себя «Вестник Еврейского университета», но он давно уже приказал долго жить. В какой-то степени эту функцию пытается исполнять «Архив еврейской истории», но его «архивная» направленность слишком узка, а периодичность — неопределенна…

Банальная мысль: настоящий академический журнал должен быть не московским, не питерским, не кафедральным, не факультетским, не российским, не украинским, не белорусским — а именно международным. Начинается же серьезный журнал всегда — с команды независимых экспертов, которые дают развернутые внутренние рецензии, оценивают статьи по определенной шкале, вступают в диалог с авторами, просят их что-то поправить или доработать. Такой журнал не потеснит ни ведомственные сборники, которыми сплошь и рядом являются наши «журналы» по иудаике, ни тематические издания. Он должен стать своего рода вершиной внутреннего развития.

Язык журнала, о котором идет речь, не так важен, но он должен быть один. Я предпочел бы русский, так как «великий и могучий» не только лучше всего подходит для публикаций на российские и советские темы, но и все еще сплачивает интеллектуальное пространство Jewish studies в постсоветском ареале, а также продолжает служить дальнейшему становлению новой иудаики как части гуманитарного знания в России и не только. Однако если в силу накопившихся политических трений и обид лучше подойдет нейтральный английский, а издатели обеспечат качественную на нем редактуру — я не против.

Уверен, впрочем, что никто такой журнал издавать не будет — нет ни интеллектуальных сил, ни финансовых ресурсов, ни способности отодвинуть местнические интересы.

Но ведь мечтать, полагая при этом свои мечты единственным рациональным решением, не запрещено?