Летом 1956 года послу Израиля в Москве Йосефу Авидару (1906–1995) удалось получить разрешение на посещение Биробиджана. Это был первый визит официальных представителей еврейского государства в закрытую для иностранцев Еврейскую автономную область. Вместе с послом на Дальний Восток вылетела и его жена, известная израильская детская писательница Емима Черновиц (1909–1998). Ее дневниковые записи об этой поездке сохранились в семейном архиве Авидаров[1].

Гости провели на берегах Биры и Биджана два дня, 29 и 30 июня. Они посетили последний в СССР «еврейский колхоз» Валдгейм, редакцию газеты на идише «Биробиджанер штерн», областную библиотеку им. Шолом-Алейхема, чулочно-трикотажную фабрику, детский сад, городской парк. Увиденное произвело на супругов тяжелое впечатление. В отчете израильскому МИДу посол отметил, что положение евреев в Биробиджане даже хуже, чем в других местах СССР, — и в связи с эклектичным составом местного еврейства, так и не создавшего органичной, сплоченной общины, и в результате репрессий и отъезда национально настроенных элементов. При этом биробиджанские евреи в большинстве своем не осознавали себя жертвами дискриминации, что особенно расстроило гостей. Единственным светлым пятном, согласно записям Емимы, стала встреча с представителями небольшого «ивритского кружка», отважившимися прийти в гостиничный номер израильтян.

Одним из этих смельчаков был некий Гельфман, приход которого совпал по времени с трансляцией песен на идише по местному радио. По словам Емимы, это были «старые-престарые песни, пропахшие нафталином». Однако посетитель воспринимал их иначе: «Старик Гельфман таял от удовольствия: ай, а мехае!.. Он расчувствовался до слез, а мне было больно видеть этого милого старика, обгладывающего убогую кость, которую ему бросили по радио…»

Между тем «милый старик» оказался тонким знатоком литературы на иврите, цитировавшим по памяти Бялика и Черниховского, другом юности видных израильских литераторов Давида Заккая и Залмана-Ицхака Анохи, а также горячим поклонником покойного отца самой Емимы, писателя и журналиста Шмуэля Черновица. Рассказывая о том, как Гельфман был вынужден сжечь свою обширную библиотеку во время репрессий конца 1940-х годов и с каким восторгом теперь он вместе с горсткой друзей ухватился за номер израильской профсоюзной газеты «Давар», подаренный послом накануне, Емима назвала биробиджанских ценителей ивритского слова «заблудившимися в пустыне путниками, изнывающими от жажды».

Недавно в архиве Национальной библиотеки Израиля в Иерусалиме автор этих строк обнаружил связку писем из Биробиджана за 1958 год. Адресованы эти письма советскому (с 1965 года — израильскому) лингвисту, исследователю еврейского фольклора Иосифу Ефимовичу Черняку (1896–1975). А написал их на прекрасном литературном иврите тот самый биробиджанский «гебраист», полное имя которого — Иегуда бен Давид Гельфман. Уроженец белорусского местечка Логойск, воспитанник минской ешивы, в свое время — один из лучших учителей иврита в Минске, Гельфман представлял собой особый тип еврейского интеллигента, имевший мало общего с официальной еврейской культурой в СССР. Это отчетливо демонстрирует одно из его писем, русский перевод которого предлагается вниманию читателей «Народа Книги в мире книг»[2].

Бер Котлерман

Иегуда Гельфман — Иосифу Черняку

30/VI [19]58 г.

Второй день недельной главы «Взошла звезда от Яакова»[3]

Биробиджан

Мир и благословение моему дорогому другу и утешению души моей Иосифу!

Получил ваше любезное письмо от 24 июня в субботу 28 июня и прочитал его с большим удовольствием. Вы пишете: на сей раз пишу коротко… Вы ведь буквально глотаете книги в Государственной библиотеке [им. В.И.Ленина в Москве], как первый, до лета созревший плод, который бывает проглочен, едва попав в руку[4]. Ой, как же я завидую вам, удостоившемуся (я подчеркиваю слово «удостоившемуся») после стольких испытаний и мучений, что выпали на вашу голову… оказаться в столице и получать такое духовное наслаждение, читая редкие книги и всевозможные газеты и журналы[5]. Как же вам посчастливилось, друг мой, и да укрепит Всевышний ваши силы в использовании этих богатств в вашей нелегкой работе. Однако не нужно все время сидеть в четырех стенах, покрываясь пылью в поисках материала и переутомляя свой мозг. Ведь вы все же человек больной, надо бы вам пожалеть свое слабое здоровье, как напоминает нам изречение: «Этот мир подобен вертепу: хватай и ешь, хватай и ешь!»[6] Будучи в Москве, вы должны наслаждаться радостями мира дольнего. Ходите по разным театрам, кино, музеям и т. п., ведь мы живем в такое счастливое время, когда перед нами открыты все эти заведения и не нужно бояться жандармов, которые придут и арестуют тебя, и вышлют из города Москвы, как когда-то случалось с теми евреями, у которых не было права жительства за пределами черты оседлости.

На этот раз и я буду краток в этом письме из-за моей тяжелой болезни (как вам известно) и удушающей жары.

Беседовать с вами о литературе — это в самом деле наибольшее удовольствие в моей жизни. Ну что мне вам сказать, дружище? Что дадут нам и что добавят схоластические споры и разногласия, если в городе Биробиджане настолько мало евреев, понимающих иврит, что и мальчик сможет их переписать[7], — человек пять (а хорошо — только трое)? Да и читателей книг на идише тоже мало, а газету «Звезда» [«Биробиджанер штерн»] многие из читающих на идише не желают читать, поскольку она недостойна называться серьезной и интересной газетой. А вы воображаете себе, что здесь есть надежда на развитие еврейской культуры. Неужели замазаны глаза ваши [8] и не видите вы, что молодое поколение не знает ни слова на идише (не говоря уже об иврите)? «Эфраим смешивается с народами, Эфраим стал лепешкой неперевернутой»![9] Если же издают в переводе на русский язык какие-то книги наших великих писателей Д.Бергельсона, П.Маркиша, И.Фефера, Л.Квитко, З.Вендрова, С.Галкина и других, то я вас спрашиваю: что проку в этом веселии?[10] Почему не выходят на еврейском языке книги И.-Л.Переца, Менделе, Шолом-Алейхема, Шолома Аша, Иегоаша, Опатошу, Дер Нистера и других?[11] Если находятся счастливчики, которые могут попасть в Государственную библиотеку и читать все эти газеты, что вы перечислили в письме ко мне, то что насчет остальных десятков тысяч евреев Москвы, есть ли у них возможность читать эти газеты?[12] Что уж говорить о том, что в наш город вообще не попадают еврейские газеты. Во дни разрушения я сжег три мешка книг, жемчужин еврейской литературы, опасаясь обыска, и сейчас я оплакиваю эту огромную потерю, а вы, мечтатель, развлекаете себя тщетными надеждами на то, что мы еще возродим нашу культуру из обломков.

У вас есть свое «я верую»[13], вы почитатель и последователь Житловского, Борохова и Бал-Димьена (большое, однако, сходство между Житловским с Бороховым и Бал-Димьеном, который этим двум первым, по-настоящему великим, и в подметки не годится) [14]. Бог с вами, но время их безвозвратно ушло, вы же знаете, учили, что появились новые философы и новые теории… [15] А эта ненависть, что проглядывает между строк вашего письма, — поливая грязью великих ивритских писателей, вы переполнили чашу… У меня нет желания спорить с вами, умножая слова. И я, и вы принадлежим к почитателям наших богатств, ради спасения которых от всевозможных катастроф в течение тысяч лет в изгнании и рассеянии народ Израиля жертвовал жизнью. И если вы следуете своей концепции — удачи вам в работе, ищите и собирайте материал по еврейскому фольклору. Я — простой еврей, не такой ученый, как вы. Мне достаточно, когда мои болячки не слишком мне докучают и я могу полистать «Кузари» рабби Иегуды Галеви[16].

Если мы уже говорим об этом, рабби Брухиэль (ок. 1400)[17] пишет в «Поучениях рабби Брухиэля»: писания Маймонида близки больше к истине, чем к обману, писания Герсонида близки больше к обману, нежели к истине, а писания рабби Иегуды Галеви — чистая истина; а рабби Элиягу Маркиано в «Послании Элиягу» (его цитирует автор «Шальшелет гакабала» 61а)[18] говорит: «Знай, брат мой, что не было сочинено еще книги ближе к истине и совершенно не противоречащей Каббале, чем эта, нет в ней нечестного и извращенного, ибо все в ней ясно для разумного[19], и да пребудут глаза твои и сердце твое в ней во все дни». Рабби Азария де Росси [20] сказал о ней следующее: «Береги себя, дабы не оставил ты Галеви»[21]. Кстати, приведу тут одну цитату, которую вы сможете использовать в связи с фольклором. Рабби Йосеф ибн Акнин[22] рассказывает в своем комментарии к «Песни песней», что однажды сидел рабби Иегуда Галеви в обществе аристократов Гранады и вел с ними разговор. Вдруг в комнату вошла очень красивая женщина и все замолчали, будто эта женщина всех околдовала своей красотой. Затем эта женщина заговорила, и ее голос был настолько груб, что все отвернули от нее свои лица. На это сказал рабби Иегуда Галеви: «Тот рот, что связал, это тот же рот, что развязал»[23]. Иными словами, «тот рот, что связал нас своей красотой, как колдовскими путами, развязал эти путы, как только заговорил».

Эта история показывает нам рабби Иегуду Галеви среди избалованных аристократов Гранады, проводящих время за философскими разговорами, а иногда и за загадками и шутками, в соответствии с ситуацией.

Это моя самая любимая книга. «Кузари» — это не книга в обычном понимании, это больше чем книга. Это крик души пламенного еврея, чье сердце разрывается от боли за страдания своего народа. Это тоска влюбленного, говорящего о своей возлюбленной. Это божественная поэма, песнь песней иудаизма, апофеоз израильской нации. Поэтому-то эта книга была любима и близка нашему народу во всех поколениях и во все времена (см. предисловие к книге «Кузари»).

А еще я изучаю «Эйн Яаков» и «Мидраш [Раба]», которые как бальзам моему подавленному духу[24].

Из русской литературы я выбираю все самое лучшее.

Вообще, в последние годы не создано таких весомых книг, как «Тихий Дон», «Хождение по мукам», «Петр Первый», «Разгром», «Молодая гвардия» и т. д.

Большинство статей в «Литературной газете» тоже пустое умничанье: то, что один хвалит, другой осуждает, и так без конца, и тяжело отделить зерна от плевел…

И.Эренбург совсем исчез вот уже несколько лет, поскольку все, что выходит из-под его пера, как публицистику, так и литературу, критики на одном дыхании сводят на нет. Он явно знает Танах (в переводе, конечно) и действует по принципу: «Спрячься лишь на мгновение, пока не пройдет гнев»[25].

Большое удовольствие я получил от книг Бруно Ясенского «Я жгу Париж» и «Человек меняет кожу». Это прекрасная книга, прославляющая святые жертвы…

Недавно я нашел в местной библиотеке замечательную книжицу «Истории о Менделе»[26]. Конечно же, я ее прочитал. Особенно мне понравилась статья доктора Иосифа Клаузнера «Беседы с Менделе»[27].

Общеизвестно, что устный Менделе сильнее Менделе письменного. Сейчас мне сложно цитировать какие-то места из «Бесед с Менделе» — его глубокие мысли о народе и литературе. Если вы не читали эту книжку, я в следующем письме приведу кое-что из его блестящих высказываний. На этот раз процитирую только одно:

Менделе глубоко верил в важность и влияние литературы. Однажды он, говоря о еврейских писателях, заметил, что они не верят в себя, и с волнением и трепетом сказал:

— Слушай, Клаузнер! Мы — это молот, а народ — наковальня. Давай бить, пока народ не воспрянет!

Из-за этой веры он с беспрецедентной серьезностью относился к литературной деятельности. Он всегда говорил: «Произведение надо шлифовать и шлифовать». «Из каждого из них нужно выдавливать воду. А нет — будет оно раздутым и водянистым».

— Чтобы быть писателем, надо, прежде всего, быть злодеем. Писатель написал, по его мнению, хорошие вещи, но нет в них необходимости. А как жаль вычеркивать: это ведь так красиво! А я ему говорю: никакого милосердия! Нужно быть жестоким — и вычеркнуть! (Именно так и делают сегодняшние большие советские писатели, такие как Шолохов и др.) Вычеркивать немилосердно все эти цацки и украшения, эти прекрасные высокопарности, в которых нет необходимости для произведения. Оставлять нужно только необходимое — а остальное с глаз долой, хоть сердце и ноет. Только такая жестокость делает писателя достойным носить имя «писатель»[28].

Какая оригинальная, глубокая мысль[29].

Вы просите в своем письме указать вам источник высказываний: «Верно, стало известным это дело»[30], «Есть люди, имена которых красивы, а дела отвратительны»[31] и т. д. Просьбу вашу выполняю. Первое высказывание находится в «Мидраш Раба», книга «Шмот», глава 1. Второе высказывание см. в «Мидраш Раба», книга «Бемидбар», раздел «Шлах», глава 16. Приведу вам еще одно высказывание из этого источника:

«Лежу я среди огня пылающего» — это Доик и Ахитофель, которые горят желанием использовать злые языки; «а язык их как меч острый»[32] — это зифеи, как сказано (Псалмы 54): «Когда пришли зифеи и сказали Саулу»[33] и т. д. Тогда сказал Давид: «Поднимись над небесами, Боже, отними у них славу Твою»[34]. Хотя все поколение Ахава было идолопоклонниками, но поскольку не было среди них доносчиков, выходили они на войну и побеждали. Как Овадья сказал Элиягу (Первая книга Царей 18): «Разве не рассказано господину моему, что я сделал, когда Иезавель убивала пророков Господних, как я прятал сто человек пророков Господних, по пятидесяти в пещере, и питал их хлебом и водою?»[35]<…> А весь народ знал и не донес царю.

(«Мидраш Раба», раздел «Хукат», глава 19)

Какой великолепный мидраш. Его герои, преданные своему народу всем сердцем и душой, не убоялись Ахава и его жены, злодейки Иезавели.

Настоящие сокровища рассыпаны, как жемчуг, по всем книгам «Мидраш Раба» и другим сказаниям наших мудрецов в Талмуде и т. п., нужно лишь уметь искать и отделять зерна от плевел. А как наш дедушка Менделе любил «Мидраш Раба», черпая из него мудрость и моральные ценности! Прошу прощения! Я не сдержал своего слова. В начале я сказал, что на этот раз буду краток, а под конец слишком расписался. Клянусь, что я сделал это не по злому умыслу, а из-за большой любви к вам, излив свою горечь перед сердечным другом, понимающим мою душу.

Иосиф Черняк (крайний справа) с сестрой Любой Черняк 

и свояком Вениамином Бородулиным 

Москва. 20 августа 1958 года 

Фотография из личного архива Николая Бородулина (Нью-Йорк)

Заканчиваю. <…> Прошу прощения за многочисленные зачеркивания и пятна, но мы ведь братья, да и нам обоим присущ этот грех…

Мне стало известно от вашей сестры Любы, умной образованной женщины, подобной которой трудно сыскать (хотя я и не знаком с ней лично), и сильно меня обрадовало, что мои письма ей очень нравятся. Талмуд рассказывает о Брурии, дочери рабби Ханины бен Терадиона, жены рабби Меира, и мне представляется, что ваша уважаемая сестра такая же особенная женщина[36]. <…>

Знать бы, что в Москве можно достать пятый и шестой тома «Сефер агада», которых у меня нет, я бы сэкономил на еде и выслал вам денег, а вы переслали бы мне по почте, но я сомневаюсь, можно ли их достать[37].

<…>

Горячий привет вашей супруге. Моя супруга передает вам привет и желает удачи в вашей литературной деятельности.

Отвечайте безотлагательно со всеми подробностями.

Ваш друг, очень вас любящий и уважающий

Иегуда

Примечания, перевод с иврита и идиша