Александр Иванов
Юдовин в Базеле, или «Нам не дано предугадать…»
Октябрь 2018
Новые измерения
Версия для печати

Увидев несколько провокационный заголовок моих заметок, любой знаток биографии Соломона Юдовина, несомненно, возразит, что этот ленинградский художник и фотограф никогда не бывал в Базеле. И будет прав. Юдовин действительно никогда не посещал этот замечательный город. Более того, его работы никогда ранее не выставлялись в местных галереях и выставочных залах. И тем не менее основание назвать заметки именно так у меня теперь есть: в прошлом году базельские любители искусства наконец смогли познакомиться с творчеством Соломона Юдовина — двадцать два его винтажных отпечатка, а также тринадцать крупноформатных копий с его фотоснимков были представлены на выставке «Марк Шагал: прорывные годы, 1911–1919» в городском Художественном музее (Kunstmuseum Basel). Эти фотографии Юдовина из коллекции Центра «Петербургская иудаика», сделанные в 1912–1914 годах во время экспедиций «отца еврейской этнографии» Семена Акимовича Ан-ского, составили основную часть документального раздела экспозиции — раздела, посвященного повседневной жизни восточноевропейского местечка накануне Первой мировой войны[1].


Главное здание Художественного музея Базеля
Фото Александра Иванова


Открытие такой выставки в музее, владеющем самым крупным в Швейцарии собранием произведений искусства XV–ХХ веков, вполне закономерно. Во-первых, здесь хранится значительная по ценности коллекция работ Шагала, которую начал собирать еще бывший директор этого культурного учреждения, искусствовед Георг Шмидт, познакомившийся с художником в далекие 1920-е годы. Две первые шагаловские картины, «Продавец скота» (1912) и «Моя невеста в черных перчатках» (1909), были приобретены Шмидтом соответственно в 1948-м и 1950-м. Как отмечает во вступительной статье выставочного каталога нынешний директор музея Йозеф Хельфенштайн, это был один из тех случаев, когда «дружеские отношения c художниками позволяют музеям процветать»[2]. Таким образом, ядро экспозиции составили ранние живопись и графика Шагала из двух базельских коллекций — самого музея и Фонда Карла Оберстега, дополненные рядом несомненных шедевров из других европейских и американских собраний, в том числе частных. Во‑вторых, в силу своей значимости Kunstmuseum Basel, как и многие другие влиятельные музеи разных стран, не мог обойти вниманием столетие Русской революции, и картины знаменитого витебского уроженца оказались прекрасным художественным материалом для формирования впечатляющей репрезентации этого переломного события мировой истории. 


Несомненно, удачной являлась и идея швейцарцев экспонировать Шагала, по сути, в одном ряду с Юдовиным. Несмотря на то, что еще при жизни этого выходца из Бешенковичей Витебской губернии называли «большим и своеобразным мастером, вписавшим яркую страницу в историю советского графического искусства»[3], кураторы базельского музея проявили интерес к его фотографиям, а отнюдь не к гораздо более известным ксилографиям или линогравюрам. Оставляя за рамками моих заметок оценку графики художника и адресуя заинтересованного читателя к корпусу искусствоведческих публикаций о нем[4], отмечу, что запросы публики оказались угаданы точно. Посетители музея хотели видеть именно «обстановку штетла», которая, по словам швейцарского арт-критика Ули Ван Нейхем, «оказывала столь длительное влияние на работы Шагала»[5]. Куратор Ольга Осадчая в статье, помещенной в выставочном каталоге, приводит целый ряд сюжетных и тематических соответствий между живописными полотнами Шагала и фотоснимками Юдовина — это и мотив еврейской свадьбы, и образы раввинов, балагул, нищих, других колоритных местечковых обитателей[6]. Вряд ли какие-либо другие снимки 1910-х годов, кроме тех, что были выполнены в экспедициях Ан-ского, смогли бы так отчетливо и убедительно передать ту самую реальность жизни старого еврейского местечка черты оседлости, создав у зрителя эффект присутствия в далеком дореволюционном прошлом. Причем художественные достоинства фотографий Юдовина, задействованные им пикториальные приемы съемки и печати, только усиливали данное ощущение. Об этом писали критики, об этом же говорили мне посетители выставки после лекции о творчестве Соломона Юдовина, которую я — по приглашению Йозефа Хельфенштайна — прочитал в Художественном музее Базеля в октябре прошлого года. Да и в зале, где экспонировались привезенные из Петербурга материалы, как говорится, яблоку негде было упасть. Посетители внимательно рассматривали винтажи, склонившись над стеклянными витринами, или «щелкали» на мобильные телефоны увеличенные копии, из которых на стене зала дизайнеры составили своеобразное панно.


Марк Шагал. Продавец скота. 1912. Холст, масло
Собрание Художественного музея Базеля

Соломон Юдовин. Извозчики. 1912. Желатино-серебряная печать
Коллекция Центра «Петербургская иудаика»


Вероятно, следует признать правоту Вальтера Беньямина, утверждавшего, что «точнейшая техника (фотографии. — А.И.) в состоянии придать ее произведениям магическую силу, какой для нас уже никогда не будет обладать нарисованная картина»[7]. Во всяком случае, это наблюдение оказалось справедливым в отношении современного восприятия фотографического наследия Соломона Юдовина.


***


Сегодня кажется парадоксальным, что Юдовин никогда публично не упоминал о собственном участии в качестве фотографа в этнографических экспедициях 1912–1914 годов. С одной стороны, это можно объяснить тем, что их организатор и главное действующее лицо, С.Ан-ский, после большевистского переворота вынужден был эмигрировать из Советской России, а потому о связях с ним разумнее было умалчивать[8]. С другой стороны, попав в рафинированную художественную среду Петрограда-Ленинграда, где светопись считалась ремеслом, а не искусством, Юдовин не афишировал свои ранние фотографические опыты[9]. Известно, что в Витебске на выставке 1919 года он экспонировал «фотографии и рисунки, выполненные во время экспедиций Ан-ского»[10], но никаких свидетельств о том, что его экспедиционные снимки как образцы художественной фотографии демонстрировались на берегах Невы, мне неизвестно. В то же время нельзя не вспомнить, что в конце 1920-х — 1930-е годы, занимаясь по заданию ряда музеев производством выставочных экспонатов, Юдовин нередко перерисовывал персонажей и постройки с кадров, сделанных во время поездок по местечкам «черты»[11]. Подобная практика была характерна и для работы художника над станковой графикой, и при оформлении им книг еврейских писателей или театральных постановок[12].


***


Не будет преувеличением сказать, что экспозиционная судьба наследия Юдовина сложилась удачно. В постперестроечную эпоху можно было наблюдать постоянное увеличение интереса к его графике, прежде всего — связанной с еврейской темой. Пожалуй, наиболее масштабная ретроспективная выставка под названием «Еврейское искусство Соломона Юдовина (1892–1954): от народного искусства к соцреализму», ставившая перед собой амбициозную задачу проследить весь творческий путь ленинградского мастера, прошла в иерусалимском Музее Израиля в 1991 году. На ней в основном демонстрировались акварели, литографии, ксилографии и рисунки из частных собраний. В ее документальный раздел включили и несколько экспедиционных фотографий, но скорее в качестве иконографических источников, на которые ориентировался художник, создавая свои произведения[13]. Аналогичным образом была устроена и нью-йоркская временная выставка «Штетл: графика и наброски Соломона Юдовина (1920–1940)», действовавшая в стенах Института еврейских исследований (YIVO) с июня 2015-го по февраль 2016 года[14].



    

Марк Шагал. Еврей в черном и белом. 1914. Масло, картон, наклеенный на холст
Собрание Фонда Карла Оберстега (Базель)
Соломон Юдовин. Проповедник. 1913. Желатино-серебряная печать
Коллекция Центра «Петербургская иудаика»


Между тем в середине 2000-х наметилось смещение фокуса зрительского и исследовательского интереса от графики Юдовина к его фотографиям. Этому отчасти способствовало обнаружение в конце 1990-х значительной по объему коллекции винтажных отпечатков (350 штук) в бывшей мастерской художника Натана Альтмана в Санкт-Петербурге. Известно, что Альтман, работавший одно время над иллюстрациями к Шолом-Алейхему, получил эти фотокарточки непосредственно от Юдовина. В 2002 году коллекция поступила в архив Центра «Петербургская иудаика», где была изучена, систематизирована и оцифрована. Впоследствии множество фотографий из этой коллекции были опубликованы и экспонировались, преимущественно в виде увеличенных отпечатков с высококачественных цифровых копий, на выставках в Санкт-Петербурге, Москве, Париже, Уэст-Палм-Бич (Флорида) и Кливленде[15]. Следует особо отметить обширную экспозицию в петербургском Государственном музее истории религии, где фотоработы Юдовина были показаны рядом с предметами синагогальной утвари, аналогичными запечатленным на снимках. Похожий прием был задействован и на прошлогодней выставке «Марк Шагал: прорывные годы, 1911–1919», где предметы религиозного и повседневного обихода из собрания Еврейского музея Швейцарии (Jüdisches Museum der Schweiz) соседствовали с шагаловскими полотнами, на которых присутствовали подобные же вещи. За счет этого создавался эффект материализации фрагментов живописи, которые словно выходили за рамки холстов, приобретая трехмерное измерение и позволяя зрителям рассмотреть себя со всех сторон.


***


Благодаря продуманной политике Художественного музея Базеля, ориентированной на экспонирование оригинальных произведений искусства, в документальном разделе выставки «Марк Шагал: прорывные годы, 1911–1919» впервые было представлено значительное количество винтажных снимков Соломона Юдовина, напечатанных со стеклянных негативов еще в 1910–1920-е годы. Такой подход позволил зрителям не только оценить качество печати, подчас довольно изощренной, и получить удовольствие от возможности рассмотреть подлинные фотодокументы, но и испытать иллюзию погружения в утраченный мир штетла.


Зал, в котором экспонировались работы Соломона Юдовина,
в Художественном музее Базеля
Фото Аллы Соколовой


То, что Соломон Юдовин появился в Базеле, образно говоря, рука об руку со своим более знаменитым земляком и современником Марком Шагалом, только подчеркивало документальную и художественную ценность выставленных в городском музее экспедиционных фотографий. Более того, базельская экспозиция актуализировала процесс переоценки составных частей творческого наследия Юдовина: старые фотокарточки, которые сам художник считал лишь подсобным материалом для дальнейшей переработки в ксилографические серии и книжные иллюстрации, сегодня начинают пользоваться среди музейных кураторов, да и широкой публики, куда большим успехом, чем его графика. Подобного рода переоценки происходят нередко, ведь, как известно, «нам не дано предугадать…».


[1] Подробнее о многосторонней деятельности писателя, фольклориста и общественного деятеля С.Ан-ского см.: Safran G. Wandering Soul: The Dybbuk’s Creator, S.An-sky. Cambridge, MA; London, 2010. См. также: Гинзбург С. Мечтатель С.Ан-ский / Пер. с идиша А.С.Френкеля // Народ Книги в мире книг. 2013. № 106. С. 1–3; Письмо Ан-ского Глебу Успенскому / Публ., примеч. и послесл. А.И.Иванова // Там же. С. 4–7; Дымшиц В.А. Возвращение блуждающей души // Там же. С. 7–9; Иванов А.И. «Лучше один раз увидеть…», или Штетл в фотографич. универсуме // Там же. 2010. № 87. С. 5–8; Он же. Озвучивая прошлое: «Музык. мир Семена Ан‑ского» в интерпретации Майкла Альперта // Там же. 2006. № 66. С. 8–11.

[2] Helfenstein J. Foreword // Chagall: The Breakthrough Years, 1911–1919 / Ed. by J.Helfenstein, O.Osadtschy. Köln, 2017. P. 5.

[3] Иоффе И.И., Голлербах Э.Ф. С.Б.Юдовин: Гравюры на дереве. Л., 1928. С. 3.

[4] См., например: Сорокин Г. Гравюра на дереве С.Юдовина. Л., 1941; Бродский В.Я., Земцова А.М. Соломон Борисович Юдовин. Л., 1962; Казовский Г. Художники Витебска: Иегуда Пэн и его ученики. М., 1996. С. 56–63; Герчук Ю.Я. Соломон Юдовин // Параллели. М., 2002. № 2/3. С. 681–690; Ле Фоль К. Витебская художественная школа (1897–1923). Минск, 2007. С. 175–177.

[5] Van Neyghem U. Chagall — The Breakthrough Years, at the Kunstmuseum // Art Seen. 2017. October 16. URL: https://worldradio.ch/article/art-seen-chagall-the-breakthrough-years-at-the-kunstmuseum/ (дата обращения: 01.10.2018).

[6] См.: Osadtschy O. Solomon Yudovin: An Archive of People and Places // Chagall: The Breakthrough Years, 1911–1919. P. 71–72.

[7] Беньямин В. Учение о подобии: Медиаэстетич. произведения. М., 2012. С. 113.

[8] См. подробнее: Иванов А.И. Фотоархив экспедиций С.А.Ан-ского: между этнографией и искусством // Музей. Традиции. Этничность. СПб., 2013. № 2(4). C. 112–128.

[9] Известный критик Абрам Эфрос, в частности, вспоминал о неприязненном отношении в конце 1910-х годов петроградского художественного сообщества к художнику Давиду Штеренбергу, которого пренебрежительно называли «фотографом» (см.: Эфрос А. Профили: Очерки о рус. художниках. СПб, 2007. С. 286–287).

[10] Ле Фоль К. Витебская художественная школа (1897–1923). С. 175.

[11] Подробнее см.: Соколова А.В. Графика и фотографии Соломона Юдовина из собрания Гос. музея истории религии : Между этнографией и антирелигиоз. пропагандой // Труды Гос. музея истории религии. Вып. 16. СПб., 2016. С. 68–94.

[12] О театральных работах Соломона Юдовина см.: Френкель А.С. Еврейский театр в Ленинграде 1930-х годов: Мурский, Кисельгоф, Юдовин, Мильнер // Из истории евр. музыки в России. СПб., 2006. Вып. 2. С. 55–82.

[13] См.: Apter-Gabriel R. The Jewish Art of Solomon Yudovin (1892–1954): From Folk Art to Socialist Realism. Jerusalem, 1991. P. 27.

[14] См. о ней: Shtetl: Graphic Works & Sketches of Solomon Yudovin (1920–1940). URL: https://www.yivo.org/Shtetl-Graphic-Works-of-Solomon-Yudovin (дата обращения: 01.10.2018).

[15] Наиболее полные публикации см.: Фотоархив экспедиций Ан-ского: Волынь, Подолия, Киевщина, 1912–1914: Кат.: [В 6 вып.] / Центр «Петербург. иудаика». СПб., 2005–2009; Photographing the Jewish Nation: Pictures from S.An-sky’s ethnographic expeditions / Ed. by V.Dymshits, A.Ivanov [et. al.]. Waltham, Mass., 2009.