Книги бывают специальные и популярные, научные и общедоступные, а самое главное — плохие и хорошие. Одежда бывает традиционная и новомодная, этническая и интернациональная, а самое главное — опять-таки плохая и хорошая. В искусстве кройки и шитья много общего с сочинением монографий. Для того чтобы костюм сидел хорошо, желательно знать, кому он предназначен — мужчине или женщине, подростку или взрослому, не говоря уже о таких мелочах, как рост и размер. Для того чтобы написать книгу, желательно представлять, какой именно объект ей предстоит «облекать». Нельзя сшить костюм для несуществующего заказчика и написать книгу о несуществующем предмете. Это к тому, что настоящая заметка посвящена традиционному еврейскому костюму и появившимся в недавние годы книгам о нем.

***

Прежде чем начать разговор, предъявим правила игры. Ниже изложена своего рода аксиоматика. Возможно, кто-то с ней не согласен, но без нее дальнейший текст прозвучит неубедительно.

Итак, мы будем исходить из того, что: а) еврейский народ существует; б) еврейский народ — полиэтническая общность; в) традиционный костюм — неотъемлемый элемент этнической культуры.

Еще несколько важных уточнений. Еврейские этносы, как и большинство этносов мира, прекратили свое существование в традиционных формах, сохранив лишь отдельные специфические черты — и в самосознании, и в материальной культуре. Но что касается последней, то есть музейные коллекции, есть старые картины, гравюры и фотографии, так что реконструкция вполне возможна. Поэтому книги по еврейской материальной культуре, и особенно костюму, естественнее всего писать музейным работникам — материал у них буквально под рукой.

Наконец, этнографическую книжку можно написать только о явлениях, существовавших в синхронии. Народная, или традиционная, кому как больше нравится, культура — явление очень быстро меняющееся. Речь, как правило, должна идти о некоем «идеальном этнографическом времени»: вторая половина XIX — начало ХХ века. До — у нас слишком мало данных, после — традиционная культура стремительно распадается. Любые попытки усмотреть корни тех или иных этнографических явлений вне этого узкого временного горизонта, а тем более в глубокой древности, заведомо обречены на провал.

Вывод из сказанного: есть только два способа написать пристойную книгу о традиционном еврейском костюме. Способ первый: сконцентрироваться на культуре какого-нибудь одного еврейского этноса и писать только о ней. Книга при этом, скорее всего, получится научной и узкоспециальной. Способ второй: создать широкое компаративное полотно, основанное на тех общих чертах, которые присущи любой еврейской этнической культуре — именно в силу того, что она еврейская. Тут в первую очередь речь пойдет о граничных условиях, внутри которых происходит конкретная реализация абстрактной галахической нормы. Например, согласно галахе еврей обязан ходить с покрытой головой. А чем он покрывал голову в Самарканде, Марракеше, Бердичеве? Книга, освещающая подобные вопросы, способна заинтересовать не только специалистов, но и массовую аудиторию.

***

Как раз второму подходу отвечает альбом-монография «The Jewish Wardrobe» («Еврейский гардероб»), подготовленный иерусалимским Музеем Израиля[1]. В сущности, перед нами богато иллюстрированный каталог этнографической коллекции музея. Богатства этой коллекции, дополненные представительным собранием фотографий, графики и живописи, позволяют репрезентативно отразить все этнические варианты еврейской традиции. Изобилие иллюстраций не помешало составителям включить в издание обширные и содержательные тексты, в результате книга получилась неподъемной — ни в сумку положить, ни в автобусе почитать. Но энциклопедии и не следует прорабатывать в автобусе, а этот альбом — настоящая энциклопедия.

Издание, выстроенное в духе традиционной этнографии (в данном случае это похвала), состоит из трех разделов. Первый ориентирован на повседневную одежду. Выделенные в виде отдельных глав темы — мужской головной убор, цицит, головной убор замужней женщины, женский фартук, нижнее белье — позволяют авторам наиболее выигрышно продемонстрировать, как галаха находит множество вариантов своего этнокультурного воплощения. Второй раздел концентрируется на жизненном цикле и обрядах перехода, выделяя рождение и детство, свадьбу, погребение и траур. В третьем, относительно небольшом по объему разделе неподвижное «этнографическое время» начинает двигаться: здесь обсуждается, как на традиционном костюме сказываются модернизация и миграции, затронувшие все без исключения еврейские этносы.

К особенностям монографии следует отнести повышенный интерес к восточным общинам. С одной стороны, красочная, полихромная, ориентальная экзотика бухарских и йеменских евреев выглядит гораздо привлекательней черно-белой ашкеназской гаммы. Не следует забывать, что «Еврейский гардероб» — не столько академическое издание, сколько альбом, для которого важна яркая картинка. С другой стороны, израильская наука, следуя в общем западном русле, постепенно осознаёт «постколониальные» проблемы страны. Связаны они с тем, что ашкеназы, исторически игравшие первую скрипку в деле создания сионистского движения и основания еврейского государства, выступали в израильском обществе в роли своеобразного «белого большинства». Мультикультурализм и желание идти в ногу со временем служат основанием для отчетливого «ориентального поворота», в том числе и в этнографии.

Само по себе это хорошо, но отчасти вместе с водой оказывается выплеснут и ребенок. У читателя может создаться впечатление, что евреи Восточной Европы не были многомиллионной группой, составлявшей еще сто лет тому назад свыше 80% всего мирового еврейства, а представляли собой лишь один из множества небольших по численности еврейских этносов, разбросанных по земному шару. Более того, такая «позитивная дискриминация» приводит к выпадению некоторых по-настоящему важных тем. Например, ультраортодоксальный костюм — редкий в наши дни пример семиотически нагруженной одежды, сообщающей всё о своем владельце. Скажем, по головному убору можно узнать, к какому хасидскому толку принадлежит его обладатель. В то же время костюм сегодняшних обитателей Боро-Парка и Меа-Шеарим является несомненным следствием модернизационного транзита, далеко уведшего нынешние капоты и штраймл от их восточноевропейских прототипов. К сожалению, как уже было сказано, ашкеназы, включая их самую «яркую» часть — современную ультраортодоксию, оказались на периферии внимания составителей «Еврейского гардероба».

Прекрасный пример противоположного подхода, то есть того, как можно сосредоточиться на одном еврейском этносе и разобрать до тонкостей все детали его костюма, демонстрирует книга Татьяны Емельяненко[2]. Автор — не только признанный эксперт по этнографии бухарских евреев, но и знаток Средней Азии в целом. Если прибавить, что монографию она основывает на бухарско-еврейской коллекции Российского этнографического музея, хранителем которой является, а также материалах многочисленных собственных экспедиций в Узбекистан, то вопросов о профессиональном уровне работы уже не возникает. Емельяненко не просто подробно анализирует особенности женского и мужского костюма, а строит свое исследование как компаративное: сравнивает региональные нормы, показывая всё разнообразие локальных вариантов костюма в бухарско-еврейских общинах, и вместе с тем выявляет тонкие, но все же заметные различия между костюмами евреев и окружающего их мусульманского большинства.

Израильский альбом и петербургская монография адресованы разным аудиториям, но имеют между собой то общее, что подготовлены специалистами-музейщиками, владеющими основополагающими принципами этнографического исследования и глубоко знающими свой материал. Результат получается несхожим, но и в том, и в другом случае — доброкачественным.

***

А теперь еще одна книга о еврейском костюме, существующая, как представляется, исключительно для того, чтобы наглядно показать: именно так книги писать не надо. Это монография Руты Гузявичюте «Скитания еврейского костюма во времени и пространстве», изданная не без роскоши сразу на двух языках — литовском и русском[3]. Все перечисленные выше принципы в этом странном сочинении попраны, и результат — соответствующий.

Начнем с объекта исследования — костюм евреев Великого княжества Литовского (ВКЛ). Понятно, что автор, выпускающий книгу в Вильнюсе, древней столице ВКЛ и современной столице Литвы, выполняет определенный «социальный заказ», но хочется спросить: еврейская этнография тут при чем? Такой этнической группы — евреи ВКЛ — никогда не существовало. Можно задать и еще целый ряд не менее недоуменных вопросов. Например: чем, собственно, евреи ВКЛ отличались от евреев Королевства Польского? Или: как быть с евреями Украины, которая до Люблинской унии находилась под властью ВКЛ, а после — польской короны? Или: евреи Волыни и Киевщины в XVII веке всё еще оставались носителями «литовского духа» или уже перестали в связи со сменой государства? К тому же считанные страницы книги, посвященные реальному костюму евреев региона, описывают одежду, характерную для XIX века, когда земли бывшего ВКЛ давно уже отошли к Российской империи. Итак, книга есть, а предмета у нее — нет.

Поскольку предмета у книги нет, а написать ее хочется, автор не отказывает себе в удовольствии разглагольствовать о чем душе угодно. Некоторые подсчеты. Весь объем невеликого сочинения госпожи Гузявичюте, включая введение и список использованной литературы, составляет в его русскоязычной версии примерно 120 страниц. Двадцать из них посвящены описанию еврейского костюма на Ближнем Востоке от библейских времен до Средних веков. Еще двадцать — еврейскому костюму Западной Европы в Средние века и Новое время. И тот и другой разделы написаны из рук вон плохо и уделяют основное внимание весьма поверхностному описанию одежды той эпохи у разных народов, так сказать «одежды вообще». Затем следуют пятнадцать страниц про историю евреев в ВКЛ — с нелепыми и неуместными экскурсами то в древнюю, то в западноевропейскую историю.

Посередине книги дело вроде бы доходит до основной темы. Очередная глава называется «Костюм евреев ВКЛ: "персидский" или "польский"?» Но найти хоть что-нибудь о еврейском костюме в этой удивительной главе не удастся. Это, пожалуй, самые бессмысленные полтора десятка страниц во всей бессмысленной книжке. Автора вдруг «пробивает» на смутное воспоминание, что вроде бы хазары, то есть тюрки-кочевники, исповедовали какой-то иудаизм… И тут смешались в кучу кони, люди, хазары, караимы, которые по слухам произошли от хазар, кыпчаки, «сарматская» теория происхождения польской шляхты, принятая всерьез, каменные половецкие бабы — и всё это для того, чтобы завершить почти бессвязное повествование сообщением: «Нехватка материалов и компаративного анализа не позволяет раскрыть историческое сходство, взаимовлияние и различие соседних с евреями народов». Характерно, что на всю главу эта фраза — первая и единственная, в которой упоминаются евреи, но при этом в совершенно невразумительном контексте.

Наконец, последняя глава, которая называется «Повседневный быт евреев Литвы в мемуаристике XIX века», содержит целых 22 страницы. Из мемуаристики в ней присутствуют только непомерно длинные цитаты из Мицкевича и пересказ написанного в начале XIX столетия этнографического очерка Йозефа Франка, профессора Виленского университета. Ни о Полине Венгеровой, ни о Иехезкеле Котике, ни об Аврааме Паперне Рута Гузявичюте слыхом не слыхивала, а между тем их мемуары содержат среди прочего интересные описания повседневных и праздничных костюмов евреев Белоруссии, то есть как раз бывшей территории ВКЛ.

Две из этих 22 страниц все-таки затрагивают тему костюма и вообще внешнего облика евреев Литвы. Но автор едва успевает сообщить: замужние еврейки брили головы и носили парики, — как тут же с радостным кудахтаньем пускается обсуждать, что волосы приносили в жертву богам еще и в Древней Греции, и в Пруссии, и на Сицилии. Каким «богам»? При чем тут еврейские женщины? Задуматься об этом Гузявичюте даже не пытается. Вместо этого она делает глубокомысленное заключение: «брить волосы после свадьбы и покрывать голову париком (на идише: щитель) — один из древнейших женских обычаев». По-еврейски в таких случаях говорят: «давке фаркерт» — «именно что наоборот». Парик — одна из самых поздних еврейских практик, дань моде конца XIX века. А слово щитель представляет собой, очевидно, едва услышанное и насмерть перевранное слово шайтл (парик), доведенное безграмотным автором до почти полной неузнаваемости. И это чуть ли не единственный термин на идише для обозначения деталей одежды, который встречается в горе-монографии.

Контраста ради упомянем: для каждой детали традиционного костюма в книге Емельяненко приводится его название на бухари (языке бухарских евреев), а также соответствующие узбекский и таджикский термины. Собственно говоря, так и должно быть в добротной, профессиональной этнографической работе.

Конечно, сочинение госпожи Гузявичюте — трагикомический курьез, отсылающий к легендарным уже 1990-м годам, когда иудаика на постсоветском пространстве пребывала в зачаточном состоянии и подобные курьезы встречались на каждом шагу. Но даже гораздо более ответственный и вдумчивый исследователь, попытайся он паче чаяния начать разговор о материальной культуре конкретной еврейской этнической группы с древнего Ближнего Востока или хазар, был бы заведомо обречен на неудачу.

***

Платье как неотъемлемая часть человеческой идентичности — религиозной, сословной, национальной, гендерной — в любом традиционном обществе всегда воспринималось очень серьезно. Евреи тут не являлись исключением. В «Мидраш Раба» сказано: «Тремя вещами был спасен Израиль: тем, что не менял своего языка, своих имен и своего платья». Мы, в большинстве своем давно поменявшие язык, имена и платье, вряд ли сумеем их когда-либо восстановить. Но по крайней мере давайте учить еврейские языки, помнить еврейские имена и читать, а по возможности и писать, хорошие книги о традиционном еврейском костюме.