Семен Парижский
Две антологии: много не покажется...
Февраль 2000
Рецензия
Версия для печати

До второй половины 1990-х годов русскоязычный читатель мог познакомиться с израильской литературой двумя путями: либо через книги издательства «Библиотека-Алия», либо через несколько «официальных» сборников («Пути ветра: Современная новелла Израиля». М., 1993; «Современная поэзия Израиля». Киев–М., 1990; «Рассказы израильских писателей». М., 1965). И тот, и другой источники грешили идеологизированным подходом в отборе материала, неуверенными переводами, а главное — не давали читателю никаких ориентиров, непонятно было, какие фигуры являются центральными, какие периферийными, нельзя было почувствовать то, что называется «литературным процессом».


Сегодня ситуация кардинальным образом изменилась, и связано это в первую очередь со становлением системы еврейского среднего и высшего образования в странах бывшего СССР. Свидетельство этому — сразу две антологии[1]. Обе они возникли в дидактическом контексте. Первая, петербургская, сопровождается учебником А.А.Крюкова[2] и курсом преподавания еврейской (израильской) литературы для еврейских школ, разработанным составительницей антологии Еленой Римон (этот курс был представлен учителям на семинарах, организованных Петербургским еврейским университетом). Вторая антология, московская, предназначена для вузов и составлена профессором Университета им. Бен-Гуриона в Беер-Шеве (Израиль) Хамуталь Бар-Йосеф и опытным преподавателем и литературоведом Зоей Копельман. Заметим, что оба издания готовились нашими бывшими соотечественниками, живущими в Израиле, — впрочем, в редколлегии московской антологии большую роль сыграла коренная израильтянка, поэтесса, любитель и знаток русской литературы.


Сравним два новых издания, чтобы понять, нет ли в них автоматического дублирования.


Начнем с названия. Петербургское издание называет себя антологией израильской литературы, что после знакомства с оглавлением вызывает недоумение — туда оказываются включенными и Ахад-Гаам, и Бялик, писавшие, прежде всего, в диаспоре и за полвека до создания Государства. Если по некоторому недоразумению речь все-таки идет об антологии новой ивритской литературы, то почему не включены самые значительные ее представители конца XIX — начала XX века — Гордон, Перец, Менделе? Если оправданием для названия является палестинофильство или сионизм, то много ли его, например, в открытых наугад стихах Бялика: «В яркой упряжи сверкая, кони быстро понесли...» Из названия антологии не следует, что мы ограничиваемся литературой на иврите, тогда почему даже не упоминается израильская литература на идише, русском, арабском? Парадокс в том, что московская антология ивритской литературы их упоминает!


В отношении названия московская антология последовательнее, хотя «Антология ивритской литературы» на обложке заставляет подозревать под ней богатства трех тысячелетий литературы на иврите, так что слегка разочаровываешься, когда обнаруживаешь на титульном листе уточнение, ограничивающее размах практически лишь последним столетием.


Принцип составления антологий принципиально разный. Петербургская строится по тематическому признаку, сознательно отказываясь от стандартной хронологии писательских поколений. Преимущества такого подхода в отказе от прямолинейного компилирования, в построении содержательного диалога между текстами, в объемном и концептуальном представлении материала. Однако тематический подбор материала таит в себе опасность произвольности и требует намного большего искусства от составителя. К сожалению, Е.Римон не вполне справилась с этой задачей. Только в причудливой борхесовской таксономии можно представить себе рядом разделы «Человек и смерть», «Ш.-Й.Агнон», «Современная израильская драма», «Свеча субботы» (поэзия Зельды). Непонятно, что является определяющим — тема, писатель, жанр или все вперемешку? В этом смысле прямолинейность московской антологии, построившей авторов по хронологическому принципу, освежает своим здравомыслием. Проведя тщательный учет всех авторов, москвичи вроде бы никого значительного не упустили, петербуржцы же потеряли Ш.Черниховского (что простить можно), А.Оза почему-то представили только как эссеиста (Толстого тоже можно выдавать за религиозного мыслителя!), но вот отсутствия Бреннера простить никак нельзя. Вообще, и в той, и в другой антологии много эссе, но если в московской они посвящены литературной критике или вопросам языка, то у петербуржцев Бялик представлен статьей «Галаха и Агада», которая сама по себе очень интересна, но к собственно литературным вопросам относится весьма косвенно (комментарии к этой статье занимают добрую половину всего раздела «Комментарии»).


Серьезным недостатком «творческого» подхода петербургской команды оказалось практически полное отсутствие датировок произведений. Это не дает возможности составить представление ни о творческом развитии отдельного писателя, ни об этапах развития израильской литературы в целом. Некоторые недостатки составления петербургской антологии можно было бы объяснить скудным количеством переводов, ситуацией, когда выбирать не приходится. При этом очень важно, что Е.Римон решила включать только законченные тексты, не давать фрагментов произведений, что, впрочем, еще больше сокращает выбор (отсюда романисты, представленные эссеистикой). Принцип максимальной объемности выражается и в представлении нескольких переводов одного и того же стихотворения. У москвичей принцип другой — представить лучшие произведения авторов, пусть даже в отрывках. Составители московской антологии перекопали невероятное количество дореволюционных журналов, сборников и малотиражных эмигрантских изданий, новой израильской периодики, чем не стала (или не могла) заниматься Римон, и нашли русские переводы практически всего, что им хотелось включить. Есть рассказы (короткие!) Амоса Оза (не за семью морями, а в журнале «Знамя») и Бреннера, есть статья Бялика о языке (написанная по-русски!). Это показывает, что когда Римон ссылается на малое количество переводов и отсутствие переводческой школы, она немножко облегчает себе жизнь. Но принцип фрагментарности сыграл с москвичами плохую шутку в случае с пьесой Й.Бар-Йосефа «Трудные люди» — никак нельзя представлять эту пьесу только первым действием (ведь «следующей серии» не будет!).


Московская антология снабжена превосходным научным аппаратом: вводной статьей Х.Бар-Йосеф и подробнейшей библиографией. У петербуржцев хорошие примечания. В обеих антологиях есть избранные тексты на иврите (у москвичей и поэзия, и проза, у петербуржцев только поэзия). Петербуржцы сделали оригинальный ход, включив в раздел «Израиль и Россия» «Евгения Онегина» в переводе Шлёнского. Москвичи ответили не менее экстравагантно — включили феминистскую статью в переводе с английского. Обе антологии блестяще использовали прием «Писатель о писателе» (у петербуржцев это пара Оз–Агнон, у москвичей Гури–Шамир).


Проблема и той, и другой антологии — израильская литература 1990-х. К москвичам из современных авторов попали только Гендель и Керет, а к петербуржцам — О.Кастель-Блюм (а ведь у всех на слуху и Д.Гроссман, и Меир Шалев, и другие). Москвичи, впрочем, частично компенсировали недостаток подробной обзорной статьей Х.Бар-Йосеф на эту тему.


Если говорить об оформлении, то опять сравнение не в пользу ПЕУ. Москвичи не пожалели денег и заказали дизайн оригинал-макета в израильской фирме — результат говорит сам за себя. Для обращения с петербургской антологией требуется немалая физическая сила, что делает ее малопригодной для подопечных «хэсэда», младших школьников и хронических больных. При этом размер и вес не оправдан большим объемом материала, сравните сами: в гораздо более компактной московской антологии в полтора раза больше авторов (55 против 33) и текстов (126 против 87).


А теперь самый главный вывод: от конкуренции двух столиц простой читатель только выигрывает. Поразительно, но факт — из более чем 200 текстов в обеих антологиях полностью совпадают менее 10%!


[1] Израильская литература в русских переводах: Антол. / Петербург. евр. ун-т. Ин-т проблем евр. образования; Сост. Е.Римон. СПб.: Изд-во им. Н.И.Новикова, 1998. 696 с. (История евр. литературы); Антология ивритской литературы: Евр. литература XIX–XX веков в рус. переводах / Рос. гос. гуманитар. ун-т. Центр библеистики и иудаики; Сост. Х.Бар-Йосеф, З.Копельман. М., 1999. 639 с.

[2] Крюков А.А. Очерки по истории израильской литературы / Петербург. евр. ун-т. Ин-т проблем евр. образования. СПб.: Изд-во им. Н.И.Новикова, 1998. 288 с. (История евр. литературы).