Максим Мельцин
«Мишпоха» — альманах для семейного чтения
Июнь 2001
Обзор
Версия для печати

С 1995 года в Витебске издается двуязычный (русско-белорусский) еврейский альманах для семейного чтения «Мишпоха», вышло уже 8 номеров[1]. Само слово «мишпоха», собственно, и означает «семья». Адресован альманах, прежде всего, жителям Витебска и других городов Придвинья (или выходцам из них), как евреям, так и неевреям. Круг тем, которым он посвящен, довольно широк, но так или иначе связан с краеведением, или, точнее, с национальным краеведением.


Большая часть материалов носит в той или иной степени исторический характер. Даже когда речь заходит о современности — это обычно о том, как сейчас люди собирают, хранят или, наоборот, не хранят память прошлого. Аркадий Двилянcкий рассказывает о собирании еврейского фольклора, Аркадий Шульман — о посещении Любавичей, Шуламит Шалит — о художественном музее[2]. Главные темы — история евреев Беларуси XIX — начала XX веков и история Холокоста. Реже встречаются материалы по последнему полувеку.


Из многочисленных публикаций по дореволюционной и революционной истории хочется отметить статьи об Оршанском погроме и о еврейских национальных советах в Белоруссии[3]. Любопытны размышления об участии в революции евреев[4], великолепна публикация «откровений» Б.В.Савинкова и С.Н.Булак-Булаховича[5]: становится понятно, что «еврейская карта» служит для них разменным материалом в каких-то совершенно иных вопросах. Выясняя отношения между собой, они не прочь прибегнуть к «еврейской дубинке», обвиняя друг друга в антисемитизме, но в глубине души ничего плохого в погромах не видит ни тот, ни другой. Особое место занимает такая тема, как некрополистика. Изучение и описание кладбищ — важнейшая область истории, этнографии и краеведения, и, разумеется, «Мишпоха» регулярно публикует некрополистичекие материалы[6].


Среди материалов по истории Холокоста имеются важные публикации о белорусских крестьянах и партизанах, спасавших евреев, — кто как и в каком количестве мог[7]. Не менее значима статья, посвященная искажению правды о Холокосте советской пропагандой[8]. Очень интересен военный дневник солдата Г.М.Сафьяна — документ не собственно о Холокосте, но о войне, один из многих, составляющих историю[9].


Надо сказать, что публицистические очерки в альманахе, как правило, хороши. Публикации же источников оказываются удачными гораздо реже. Особенно это касается источников документального характера. Вообще говоря, такого рода публикации — не дело журнала для семейного чтения: им место на страницах специальных изданий. Вполне естественно, что «Мишпоха» быстро закрыла это направление. Но перед этим была осуществлена публикация, которую стоит подробно критически разобрать. Речь в ней идет о борьбе витебских евреев за право зарегистрировать религиозную общину[10]. Опубликованы заявления евреев с просьбой открыть общину и жалобы на то, что это не позволяют делать: на имя Шверника (1948), на имена Хрущева и Козлова (1956), на имя Киселева (1959) и, наконец, на имя Брежнева (1961); приводится бюрократическая переписка по поводу этих жалоб, сообщения о проверках, акты по осмотру помещений, по изъятию религиозной литературы и т. п. Происхождение документов изложено с краткостью предельной: «По материалам Белорусского государственного архива (1948—1963 гг.)». Ни фондов, ни описей, ни единиц хранения, ни листов... Последнее особенно досадно, потому что совершенно неясна степень полноты публикации. Сопроводительных комментариев к ней нет. Опубликовано ли дело о борьбе за витебскую общину целиком или публикатор извлек на свет Божий только наиболее интересные, с его точки зрения, материалы? Публикация производит сильное художественное впечатление. Жалобы и заявления оставляются без ответов, ответы пишутся не на то, о чем просили, последовательность более или менее связанных целенаправленных действий вдруг обрывается без всяких объяснений. Кажется, власти, что называется, «запускают дурочку». Но если публикатором опубликованы не все документы, а только избранные — не является ли это впечатление искусственным? Может, и ответы были, и процедуры имели завершение?.. Пренебрежение правилами публикации исторических источников (для популярного альманаха естественное, но что этот материал делает в популярном альманахе?) сделало это сообщение, потенциально очень интересное, непригодным к использованию в историческом исследовании. Большая работа пропала почти даром, и делать ее в будущем придется заново — начиная с эвристики, так как место нахождения материалов не объявлено.


Рассказы о памятных местах можно разделить на две категории: историко-этнографические, посвященные культуре местечек, и историко-ностальгические — о евреях, которые там-то и там-то жили, а теперь не живут. Разумеется, разделение это условно, так как оба сюжета теснейшим образом переплетаются. Но все же рассказ Кастуся Шидловского о Друянской синагоге можно, на мой взгляд, отнести к первой категории, а рассказ о той же Друе Аркадия Шульмана — ко второй[11]. К сожалению, первая категория малочисленна[12]. К сожалению потому, что жанр «иеремиады» (плача о разрушенном и погибшем) и так более чем популярен в современной еврейской культуре, и даже признавая большой интерес ряда таких публикаций[13], хочется больше читать о самой культуре, о том, что, собственно, оплакивается. Ведь беречь память народную — это не только лить слезы.


Рассказы о знаменитостях, преимущественно земляках, — тема благодатная для издания такого типа, как «Мишпоха». Кто только не стал их героем! Вейцман, Выготский[14], Михоэлс[15], Утесов[16], Гердт, танцор Валерий Панов, летчик-испытатель Марк Галлай, герой Брестской крепости полковой комиссар Ефим Фомин, режиссер Михаил Равальский[17], разведчики Иссэр Харель и Александр Орлов[18], философ и историк Шмуэль и Гилель Александровы, шашисты Яков Гордин и Илья Гордон, певица Клементина Шермель, режиссер Аркадий Рудерман[19]. И параллельно — Лазарь Каганович и даже гангстеры Джек Гузик и Меир Лански[20]. Поистине, знаменитость — понятие безоценочное.


В этом многообразии знаменитостей особое место занимают две профессиональные группы — литераторы и художники. Много публикаций посвящено литераторам «Серебряного века» и двух-трех последующих десятилетий. Самые интересные из них рассказывают о Н.Минском, С.Ан-ском и Изи Харике[21]. Не забыт и С.Я.Маршак[22]. Из огромного количества очерков о современных литераторах можно отметить как интересный материал о Ефиме Гольбе (впрочем, он и художник)[23]. Вообще же с рассказами о современных литераторах часто здорово контрастируют сопровождающие их художественные тексты, принадлежащие героям очерков. Сознание того, что весь пыл и пафос только что прочитанной статьи посвящен автору вот этих текстов, чаще удивляет, чем вдохновляет.


Рассказы о художниках, как правило, не страдают от чего-то похожего. Тут, особенно в первых номерах, была другая беда — из-за низкого качества полиграфии публикуемые работы, не то что живописные, а часто и графические, просто не удавалось по-человечески увидеть. Порой казалось, что «репродукцию» с успехом могла бы заменить надпись: «На этом месте могла бы быть репродукция такой-то картины». Но к последним номерам эта беда изжита.


Трудно выделить что-то из этих материалов. Поистине, Витебск — город художников. Очень интересны статьи о Юдовине, Гликмане, Лившице, Ране, Горбовце, Костелянском, Гершове, Мирингофе, Сорине, Жорове, Зевине, Данциге, Кроле[24]. Особое внимание уделено блестящему художнику конца XIX — начала XX века Юделю Пэну[25]. Но главным художником «Мишпохи», как, вероятно, в сознании всего мира и главным художником Витебска, человеком, без которого, скорее всего, остальной мир и вовсе бы не знал, что есть на Земле город Витебск, является знаменитый ученик Юделя Пэна Марк Шагал. Долгое время не просто забытый, а табуированный в Белоруссии (кстати, надо отметить, что в остальном СССР на имя Шагала уже со времени «оттепели» запрета не было, да что говорить, если он даже приезжал в СССР — но в Витебск его не пустили), художник, к столетию которого даже не разрешили выпустить почтовую марку, «удостоился» наконец и дома-музея на родине, и других элементарных знаков, увы, посмертного внимания, которые, естественно, оказываются знаменитому на весь мир земляку. «Художнику в России надо жить долго». Белоруссия — это Россия в квадрате. Доживший до девяноста восьми Шагал не дотянул-таки несколько лет до признания на родной земле. Но времена изменились. Шагалиана «Мишпохи» огромна, очень разнообразна и достаточно хороша, местами — просто замечательна[26]. Пожалуй, ее особенностью является повышенный интерес к родственникам художника — ближним и дальним. Что ж, недаром название — «Мишпоха». История семей — вообще одно из направлений альманаха. В данном же случае наличие на Витебщине живущих и здравствующих племянников, троюродных внуков и свойственников Марка Шагала как бы еще раз подчеркивает витебские корни живописца. Зная очень хорошо француза Шагала, мир — и мы, грешные, не исключение — значительно хуже знает Шагала-витебчанина. Пусть «Мишпоха» знакомит нас с ним по мере своих возможностей и далее.


Достаточно нетрадиционным для альманахов масштаба «Мишпохи» является еще одна сфера его интересов: рассказы о не знаменитых людях. Кто-то пишет о своем отце, кто-то — о бабушке, кто-то о брате, друге, учителе. За этим стоит одна потрясающая и очень важная убежденность: в том, что человек всегда интересен человеку. Прожитая человеком жизнь может стать предметом внимания других людей. И для этого ему не обязательно быть Шагалом. И даже Меиром Лански не обязательно. Нет возможности, да и нужды, перечислять здесь многочисленные — от полустраницы до полутора — публикации такого рода, как правило, с фотографиями. Назову лишь несколько самых интересных. Это очерки об учителе истории Иосифе Гилевиче, враче, пережившем гетто, Ароне Фитерсоне, Сорэ-Двосе Дозорец, Берле Хейфеце, враче А.И.Татарской, репрессированном Ароне Меллере[27].


Тему истории семей почти невозможно отделить от объявлений о розыске родственников. По сути, многие из этих объявлений — о людях по фамилии такой-то, живших до 1920 года там-то и имевших шляпную мастерскую или, допустим, магазинчик — являются миниатюрными очерками истории семей или, если быть точным, конспектами таких очерков...


Одна из главных задач «Мишпохи» — сохранение исторической памяти. Именно сохранение. Поэтому очерки истории семей в ней часто неполны. О каких-то коленах, ветвях семейства у автора сведения есть, о каких-то — нет. Надо бы, конечно, заняться исследованием. Но сперва — в целях сохранения исторической памяти — надо позаботиться о сбережении уже известного. «Мишпоха» как бы говорит своим читателям: опубликуйте сейчас то, что знаете сейчас. То, что узнаете потом, опубликуете потом. Отчасти альманах стремится стать большим семейным альбомом. Или — дайджестом семейных альбомов. Это внимание, любовь к семейному альбому свойственна и публикациям, о которых говорилось выше: посвященным одному человеку, как правило, отцу или деду автора. В альманахе даже рубрика есть такая — «Семейный альбом». Интерес к лицам — тоже характерная черта обильно иллюстрированного издания. С самого начала, невзирая на полиграфические проблемы, издатели не мыслили рассказа о людях без фотографий, без возможности взглянуть в эти разные — и в то же время в чем-то очень похожие — лица.


Оригинальный проект реализовывает главный редактор Аркадий Шульман. Начиная с третьего номера, он публикует (и призывает читателей присылать) очерки истории семей, носящих фамилию Шульман. Опубликовано уже четыре очерка[28]. Недалеко до лозунга «Шульманы всех стран...».


Несомненно, одной из удач альманаха является «Портрет на фоне века» Евгении Шейнман[29] — блестящий очерк истории семейства Галёркиных, того самого, из которого вышел академик Б.Г.Галёркин, специалист по теории упругости и математической физике. «Метод Галёркина» (метод решения двухточечной краевой задачи в проекционной постановке) памятен, вероятно, всем выпускникам технических вузов. Но академиком не исчерпываются замечательные люди семейства Галёркиных, среди которых немало незаурядных деятелей науки и искусства.


Очерки истории семей нечаянно выполняют еще одну важную задачу. Количество погибших на фронтах Великой Отечественной войны в любой среднестатистической еврейской семье огромно. «Берл вырастил шесть сыновей и одну дочь. Пятеро его ребят героически пали на фронтах Великой Отечественной войны»[30]. «Сражаясь в рядах Красной Армии, на разных фронтах погибли внуки старого Тевеля»[31]. «Борис Карпович погиб во время войны в Пятигорске. Сына Захара убили в боях под Ленинградом в 1941 году»[32]. «Под Ригой погиб сын Этки — Семен, под Сталинградом сложил голову муж тети Хены. На Ленинградском фронте погиб мой двоюродный брат Мотя Рагацкин»[33]... Подобные фразы находим чуть не в каждом очерке. Даже среди семей, не оказавшихся на оккупированной территории, мало в какой пережила войну хотя бы половина мужчин. В этом — истинная мера участия евреев в войне и истинная цена, заплаченная нашим народом за победу. И крайне важно, что выясняется это не из специально посвященных этой теме, зачастую надрывных, публикаций, а из спокойных рассказов об истории семей — рассказов, посвященных, вообще говоря, совсем не поиску исторической справедливости, а просто биографиям собственных (реже — не собственных) родственников.


На заре своего существования полиграфическое качество издания оставляло желать много лучшего. Этому можно было только посочувствовать: видно было, как команда энтузиастов берется за трудное и очень важное дело, имея для этого материальных средств не то что в обрез — а ниже всех мыслимых порогов. Уже со второго номера полиграфия стала заметно лучше, а с седьмого вышла на весьма достойный уровень. Для издания, в котором огромное внимание уделяется публикации живописных и графических работ, а также старых фотографий, уровень полиграфического исполнения — фактор огромной важности. Теперь в альманахе появилась даже цветная вклейка с художественными репродукциями. Очевидно, дела у издателей идут «в гору», чего они, без всякого сомнения, всецело заслужили.


Подводя итог, приходится констатировать, что для историка, этнолога, социолога, краеведа, искусствоведа, литературоведа или генеалога «Мишпоха» дает массу интереснейшего материала, хотя зачастую профессионально необработанного. А вот для семейного чтения альманах вышел несколько мрачноватым. Еврейские судьбы в Белоруссии — это то погромы, то репрессии, то Холокост, то опять репрессии, то просто «мягкая» дискриминация. Редкий очерк обходится без такого рода обстоятельств. Не всякий любитель досужего чтения у торшера захочет читать это страницу за страницей. Но что делать, если еврейские судьбы таковы, каковы они есть? Хранение памяти об этих судьбах — благородная задача, которую взяла на себя редакция альманаха «Мишпоха».


[1] Мишпоха: Ист.-публицист. журнал / Гл. ред. А.Шульман. – 1995, № 1–    . – Витебск, 1995–    .

1995, № 1. 1996, № 2. 1997, № 3. 1998, № 4. 1999, № 5, 6. 2000, № 7, 8.

[2] Двилянский А. Теорема судьбы [4, с. 96–99]; Шульман А. Здесь находилась резиденция цадиков [7, с. 28–33]; Шалит Ш. «С одним я народом скорблю...»: О Музее русского искусства им. Марии и Михаила Цетлиных [8, с. 102–109].

[3] Подлипский А. Оршанский погром 1905 года [1, с. 68–72]; Лейзеров А. Неизученные страницы истории: Еврейские национальные Советы в Белоруссии (20–30-е гг.) [5, с. 88–89].

[4] Канторович Б. Евреи и революция [4, с. 89–92]; Кравкин В. Аура революционности, или Размышления о когорте революционеров [5, с. 123–127].

[5] Ботвинник М. Кто виноват в погромах? [4, с. 42–45].

[6] Подлипский А, Рывкин М. Наш вечный дом: (Из истории еврейских кладбищ в Витебске) [2, с. 116–122]; Кац Г.-Д. Еврейские могилы Беларуси [2, с. 122–124]; Шульман А. У ворот вечности [3, с. 36–40]; Рывкин М., Шульман А. У последней черты [4, с. 72–75].

[7] Мишин М., Нович А. Праведники мира [1, с. 96–102]; Лейзеров А. Шесть партизан спасли 218 евреев [6, с. 95].

[8] Лейзеров А. Двуликая правда: Геноцид евреев Беларуси в свете советской пропаганды [3, с. 78–79].

[9] Сафьян Г.М. А был он лишь солдат... [6, с. 91–95].

[10] Першман В. «Нет нам покоя и утешения...» [1, с. 105–117].

[11] Шидловский К. Синагога в Друе [2, с. 97–99]; Шульман А. Подземный ход в прошлое [7, с. 53–55].

[12] Кроме названной работы Шидловского, можно отметить лишь одну, хотя очень удачную: Хмельницкая Л. Из истории витебских синагог [4, с. 25–27].

[13] Наиболее интересны следующие статьи: Шульман А. Еврейский Городок [4, с. 46–54]; Каждан Е. Экскурсия в прошлое [Минск] [5, с. 80–83]; Шульман А. Родная земля [Лужки] [5, с. 84–87]; Бейлинсон Р. Судьба [Сиротино] [7, с. 45–46]; Шульман А. Откуда есть-пошли Колышки [8, с. 68–78].

[14] Герасимова И. Родом из Мотоля [6, с. 62–67]; Герасимова И. Такая короткая долгая жизнь [3, с. 48–51].

[15] Басин Я. Смерть короля Лира [5, с. 90–97]; Иоффе Э. По личному указанию Сталина [7, с. 88–90].

[16] Басин Я. Я песне отдал все сполна [5, с. 54–58].

[17] Гейзер М. Объяснение в любви: Воспоминания о Зиновии Гердте [7, с. 117–120]; Шульман А. «Мой однофамилец Валерий Панов...» [6, с. 35]; Ципис Н. Уроки Галлая [7, с. 93–99]; Фомин Ю. Победа будет за нами [6, с. 99–101]; Кудрякова Г. Он предвосхитил судьбу театра [3, с. 44–47].

[18] Харэль И. Человек, который похитил Эйхмана [2, с. 87–91]; Царев О. Профессионал до конца дней своих... [4, с. 76–78].

[19] Герасимова И. Отец и сын [4, с. 55–58]; Тепер Ю. Их фамилии отличались на одну букву [5, с. 140]; Эйдинов М. Прерванный концерт [7, с. 126–127]; Басин Я. Причащение к духу [3, с. 58–63].

[20] Кравцов А. О Лазаре бедном замолвлю я слово [7, с. 91–92]; Куксин И. Джек Гузик [5, с. 133–134]; Куксин И. Меир Лански [5, с. 134–135].

[21] Аврутин А. «Отец» русского символизма [3, с. 42–43]; Шульман А. Глеб Успенский из Талмуд-Торы [5, с. 40–44]; Смиловицкий Л. Изи Харик – певец и жертва эпохи [2, с. 53–58]; Харик Д. Его светлый образ [7, с. 56–62].

[22] Величкин А. Витебские дни Маршака [1, с. 86–87]; Симанович Д. В старом доме на Задуновской [7, с. 50–52].

[23] Роланд Б. Вечен смертный человек [3, с. 53–57].

[24] Шульман А. Под небом Витебска [1, с. 17–47]; Подлипский А. Замечательный график [2, с. 104–107]; Шульман А. Мгновения жизни [2, с. 107–110]; Рывкин М. Художник Соломон Гершов [2, с. 110–113]; Шульман А. Не докурив последней папиросы... [4, с. 60–62]; Шишанов В. Завель Сорин: страницы биографии [5, с. 52–53]; Жорова С. Я ощущаю его тепло [5, с. 106–108]; Ромм А. Его знала вся Москва [6, с. 96–98]; Левина А. Кто спасет красоту? [7, с. 110–114]; Зеленой К. Незаметный художник Липа Кроль [8, с. 110–113].

[25] Пищуленков М.В. А был ли портрет убийцы? [3, с. 111–114]; Стронгин В. Портрет мамы кисти Юделя Пэна [3, с. 115]; Голосов В. Медаль Юделю Пену [4, с. 41]; Герштейн А. Мои воспоминания [6, с. 70–72].

[26] Арсеньев А. Шагал рассказывает [1, с. 51–52]; Шульман А. От прадеда до правнука [3, с. 86–89]; Шульман А. Плоть от плоти... [3, с. 90–93]; Гликман Г. Зачем вам свобода! [3, с. 94–96]; Корниенко И. Шагаловский сад [3, с. 97]; [Письма] [3, с. 98]; Шмуйлович С. [Письмо] [6, с. 79]; Подлипский А. Меценат [3, с. 99–101]; Подлипский А. Шагал и филателия [3, с. 101]; Шульман А. Как один день [3, с. 102–103]; Никифорович В. Художник родом из детства [3, с. 104–105]; Симанович Д. «Я подарил творенья дух»: О стихах Марка Шагала [3, с. 107–110]; Хмельницкая Л. Штрихи к портрету [4, с. 30–32]; Подлипский А. Белла из семьи Розенфельдов [4, с. 33–36]; Шульман А. Ветви одного дерева [4, с. 37–40]; Гликман Г. Новелла о сапогах [4, с. 81–83]; В гости к Марку Шагалу [7, с. 109]; Мейер М. Биография Марка Шагала [8, с. 48–64].

[27] Роланд Б. Гражданин мира [2, с. 12–17]; Липский Ф. Трудная жизнь [2, с. 67–71]; Черняков Б. С ней и о ней [3, с. 24–27]; Черняков Б. Реб Берл в разных измерениях [3, с. 28–30]; Лившиц В.М. Партизанский врач [3, с. 80]; Дудкина Г. Правда и ложь о деле 8518‑П... [4, с. 16–18].

[28] Шульман З. Мой род [3, с. 9–12]; Шульман З. [Письмо] [5, с. 24]; Марковская-Шульман Ж. Семья писателей, просветителей, музыкантов [6, с. 31–34]; Шульман Л. Имя твое – корни прошлого [6, с. 36–42]; Шульман М. Мы – люди школьные [6, с. 43–46].

[29] Шейнман Е. Портрет на фоне века [5, с. 17–21].

[30] Шульман З. Мой род [3, с. 9].

[31] Абрамсон З. Глядя на старые фотографии [4, с. 14].

[32] Шульман А. Ветви одного дерева [4, с. 40].

[33] Каратаева Ф.Ш. [Письмо в редакцию] [6, с. 79].