Михаил Горелик
Новая еврейская школа и «Новая еврейская школа»
Апрель 2002
Обзор
Версия для печати

Хаим Хазаз (1898–1973), если кто не знает, классик ивритской литературы, по масштабу дарования сопоставимый с Агноном. Я сейчас процитирую крошечный фрагмент его знаменитого рассказа «Проповедь». Дело происходит в киббуце — символической проекции всего ишува 1920–1930-х годов. Простой киббуцник товарищ Юдка, скромный малый, прежде всегда помалкивавший, выступает на собрании с концептуальным заявлением: «Я хочу сказать... что я против еврейской истории. Я требую, чтобы наших детей не обучали этой истории! Какого черта лысого мы должны учить детей сраму наших отцов? Я бы просто сказал им: "Ребятки! Нет у нас никакой истории. С тех пор, как мы покинули свою землю, мы народ без истории. Урок отменяется, бегите играть в футбол!"» С тех пор футбол в Стране Израиля постоянно прогрессирует. Но это замечание так, в сторону, к делу оно отношения не имеет…


Хочу обратить ваше внимание вот на что. Товарищу Юдке очень не нравилась еврейская история, но ведь не нравиться может лишь то, что хоть как-то знаешь. Кроме того, история до изгнания из Страны Израиля представлялась ему вполне приемлемой. Значит, размышлял он и об этом. Проблема еврейского образования эмоционально и экзистенциально затрагивала его столь сильно, что у него возник план радикальной реформы. Я уж не говорю о том, что еврейскую историю достопамятный Юдка отменил на чистом иврите.


Если сравнить товарища Юдку со средним советским евреем, скажем, пятнадцатилетней давности, то киббуцник выглядит гигантом еврейской образованности. Когда в России стало возможно еврейское образование, то его потенциальные объекты были, как правило, совершенно девственны. Юдка хотел отменить еврейскую историю по причине серьезных ее дефектов — многие советские евреи вообще не подозревали о ее существовании! Ситуация уникальная. С людьми, которые могли бы учить, дело тогда обстояло просто катастрофически: где при советской власти они могли получить соответствующую подготовку?!


Кстати говоря, сто лет назад ситуация с еврейскими учителями была во всем противоположна нынешней: высокий уровень традиционных еврейских знаний потенциальных учителей и крайне низкий уровень их подготовки по общим дисциплинам. В 1907 году на вступительных экзаменах еврейских педагогических курсов в Гродно к абитуриентам предъявлялись следующие требования: русский язык — чтение и пересказ, диктант, изложение, разбор простого предложения; арифметика — до десятичных дробей. И этого для начала хватало! Между тем, нынешние еврейские учителя — люди сплошь с высшим образованием. Многие с педагогическим. Но зато напрочь лишенные еврейского контекста. Так было еще десять лет назад — сейчас ситуация понемногу меняется в лучшую сторону.


После краха коммунистического режима на постсоветском пространстве возникла (по существу, с некоторыми оговорками, с нуля) система еврейского образования. Жизнь настоятельно требовала создания виртуальной площадки, которая объединяла бы участников этого большого проекта. Ответом на социальный заказ стал питерский журнал «Еврейская школа», выходивший в 1993‑1996 годах. В 1998 году, после некоторого перерыва, там же в Петербурге и в значительной степени теми же силами начал издаваться журнал «Новая еврейская школа» («НЕШ»)[1]. В прошлом году вышел в свет уже десятый номер — естественное основание для подведения итогов.


Впрочем, что касается десятого номера, его ориентация нетрадиционна: это специальный литературный выпуск, выпадающий из общего ряда. А вот девятый вполне типичен. Пассаж из Хазаза — как раз из него. В номере, в рубрике «Педагогический университет», под заглавием «Перед выбором новой эры» публикуется фрагмент книги израильского историка Иосефа Хаима Иерушалми, посвященный проблеме исторической памяти. В нем и цитируется выступление киббуцника Юдки «против еврейской истории». Историческая память — одна из магистральных (из номера в номер) тем петербургского журнала.


Из того же девятого номера и сведения о деятельности педагогических курсов в Гродно. «НЕШ» в рубрике «История еврейского образования» публикует доклад Григория Абрамовича Гольдберга (1869–1922) — еврейского общественного деятеля, занимавшегося реформой образовательной системы. Доклад, посвященный проблеме подготовки учителей для начальных еврейских школ, был прочитан им в 1910 году на заседании Общества распространения просвещения между евреями в России. Новая еврейская школа, как ее представлял себе Гольдберг, должна была стать действенной альтернативой традиционному еврейскому образованию. Предваряющая публикацию доклада редакционная преамбула завершается таким образом: «Традиционное образование не устояло под напором социально-исторических катаклизмов, но и реформированное не удержало позиций. Как же быть сегодня? Куда идти? Об этом мы говорим, думаем, спорим — глядя вперед и оглядываясь на прошлое». По существу эта декларация, хотя и высказанная по частному поводу, определяет редакционную политику «НЕШ».


«Открытый урок» — еще одна важная рубрика журнала. В ней наглядно демонстрируется «как это делается», учитель показывает на конкретном примере, как можно подать тот или иной материал. На сей раз — все в том же девятом номере — в рубрике представлены три важнейшие направления «Открытого урока»: «Еврейские классические тексты», «Литература» (имеется в виду русская литература) и «История Катастрофы».


«Литература» заслуживает особого внимания, и вот по какой причине: если классические тексты и Катастрофа — специфически еврейские предметы, то преподаватель русской литературы работает на нееврейском поле. Для еврейской школы проблема концептуального единства преподавания и междисциплинарных связей проявляется куда с большей остротой, чем для «нормальной» школы, где она тоже далека от полного разрешения. Являются ли еврейские предметы механическим дополнением общей программы? Или, может быть, общие предметы являются механическим дополнением еврейской программы? (Постановка вопроса зависит от характера школы.) С системной точки зрения, оба подхода одинаково неудовлетворительны.


Изложение беседы основателя неоортодоксии рава Шимшона-Рафаэля Гирша (1808–1889) «Тора воспитания», опубликованное в восьмом номере «НЕШ» в упомянутой уже рубрике «История еврейского образования», завершается словами: «Пусть взгляд преподавателя общих дисциплин на свою науку будет взглядом человека, умудренного Торой, а взгляд преподавателя Торы на свой предмет — взглядом ученого, обогащенного научными знаниями». Эта концепция образования как идеал и сегодня полностью сохраняет свою силу для религиозных школ — для нерелигиозных она должна быть переформулирована в секулярной редакции (хотя раву Гиршу это показалось бы диким); в противном случае еврейская школа будет столь же еврейской, как английская школа (в России) — английской.


После этого отступления вернемся к «Литературе» девятого номера. Опубликованный здесь материал может послужить иллюстрацией сказанного. Постоянный автор «НЕШ» Симона Бродоцкая из Петербурга в статье «Категория "явления" в лирике А.С.Пушкина» рассматривает стихи поэта, причем стихи хрестоматийные («из учебника»), в библейском контексте. Пушкин — поэт как бы репрезентирующий всю русскую литературу. И, конечно, важно, чтобы школьники видели, что его поэзия, наполненная библейскими смыслами, внутренне связана с текстами и темами, которые они изучают на «еврейских» уроках. Оптимальной была бы ситуация с обратной связью, когда «еврейские» уроки, в свою очередь, порождали бы ссылки: на Пушкина и не только на него. Вообще говоря, существует обширная литература по проблеме «Пушкин и Библия». Особенность работы Бродоцкой, во-первых, в использовании дополнительных еврейских источников и, во-вторых, в максимальном приближении к методическим нуждам учителей. И это естественно: все находки и идеи обкатаны ею на уроках.


Если говорить о междисциплинарных связях, то весьма неожиданный материал на эту тему содержится в эссе Эдуарда Бормашенко (Ариэль) «Эстетика мудрецов» в рубрике «Еврейский мир». Бормашенко сравнивает эстетику Талмуда с эстетикой современной науки. Эссе содержит много любопытных наблюдений (относительно категорий симметрии, непрерывности, избыточности) и лишено даже тени идеологизма, желания вписать материал в заранее заготовленную схему, что, увы, бывает весьма часто в статьях на тему «Наука и религия». Вот вывод, которым автор завершает эссе: «В конечном счете, эстетическое напряжение между наукой и религией неизбежно и едва ли устранимо без искусственных натяжек. Это напряжение может служить источником противоречий, но может оказаться и мощным стимулом к творчеству».


Рядом с эссе Бормашенко в той же рубрике — статья Игоря Вдовенко (Санкт-Петербург) «Сюжет: спящий» с подзаголовком «Рип ван Винкль и Хони Меагель». Автор сравнивает типологически едва ли не идентичные истории, рассказанные в трактате «Таанит» и в новелле Вашингтона Ирвинга. Это истории о спящем, проспавшем десятки лет (Рип — двадцать, Хони — семьдесят) и проснувшемся в новом, изменившемся мире.


Надо сказать, у меня есть личное отношение к работе Вдовенко: дело в том, что я уже несколько лет как собираюсь написать ровно о том же самом. Вдовенко меня опередил. А потому что собираться надо быстрее! Само собой, я читал эту статью с некоторой ревностью. Заранее был настроен пристрастно. А зря: хорошо написал Вдовенко. Даже очень хорошо! С удовольствием всем рекомендую.


«Литературная страница». Эта рубрика наличествует в каждом номере и, признаться, вызывает у меня полное недоумение. На мой взгляд, она выглядит в журнале инородным телом. Я не обсуждаю здесь качество ее материалов — я просто не понимаю, зачем они здесь, какое отношение имеют к журналу, заявляющему себя как «педагогический альманах». Естественно, все это в еще большей мере относится к десятому (чисто литературному) номеру «НЕШ». Не сомневаюсь, что у редакции есть на сей счет своя концепция, но она мне неизвестна и сама собой не прочитывается.


В принципе, литературная рубрика может иметь право на существование в «НЕШ», но с одним непременным условием: при наличии научного аппарата, вводящего в исторический и художественный контекст произведения, биографических сведений об авторе, методических соображений — чтобы учитель (в той или иной форме) мог использовать этот материал на уроке. Вот, скажем, рассказ Яакова Штейнберга «Слепая» в переводе Елены Римон, опубликованный в восьмом номере «НЕШ». Тот же самый рассказ можно прочесть и в еще одном педагогическом журнале — «Еврейское образование», издаваемом Петербургским институтом иудаики совместно с Иерусалимским университетом (№ 1, 2001). Не могу судить, соответствует ли такое дублирование правилам игры, — просто не знаю их, хотя выглядит это довольно странно: ведь оба издания рассчитаны на одну и ту же читательскую аудиторию. Но в публикации «Еврейского образования» есть одно важное отличие: рядом с рассказом можно прочесть комментирующую статью переводчицы. Такая модель представляется конструктивной и оправдывающей появление беллетристики в педагогическом журнале.


Девятый номер «НЕШ», о котором здесь преимущественно шла речь, достаточно типичен, он дает вполне адекватное представление об издательском проекте в целом. В каждом номере есть несколько очень интересных материалов, есть, естественно, и материалы послабее. Впрочем, разброс уровня здесь концептуально неизбежен: ведь «НЕШ» — это, помимо всего прочего, и трибуна, которая предоставляет всем заинтересованным в еврейском образовании возможность высказаться, внести свой вклад в дискуссию, поделиться опытом. Достоинство журнала — географический охват, широко и качественно представленная провинция и ближнее зарубежье, хотя, конечно же, продукт это специфически питерский.


И в завершение: журнал делают квалифицированные, культурные и заинтересованные в своем деле люди, собравшие вокруг себя хороший авторский коллектив.


[1] Новая еврейская школа: Пед. альм. / Гл. ред. Х.Ротман; Отв. ред. А.Ротман. – 1998, № 1–    . – СПб., 1998–    . – 1000 экз. – В подзаг.: 1998, № 1. Изд. Ин-та евр. образования. – С 1999 изд.: Пед. клуб «Новая евр. школа».

1998, № 1–3; 1999, № 4–5; 2000, № 6–8; 2001, № 9–10.