---

Бардах Я., Глисон К. Человек человеку волк: Выживший в ГУЛАГе / Пер. с англ. А.Ильф; Предисл. Я.Гордина. – М.: Текст, Журн. «Дружба народов», 2002. – 271 с. – (Вост. Европа. Опыт тоталитаризма). 3000 экз.

---

«Homo homini lupus est» — так на латыни звучит название мемуаров Януша Бардаха, это цитата из пьесы Плавта «Ослы». Слова римского комедиографа, жившего во втором веке до нашей эры, оказались как нельзя более востребованными в середине века двадцатого. Но даже это название не передает страдания, выпавшие на долю молодого польского еврея из города Владимир-Волынский. А вот подзаголовок книги — «Выживший в Гулаге» — оказался точнее и беспощаднее, чем латинское крылатое выражение. Сухая констатация факта сразу говорит читателю, выросшему в России, о жестокости, насилии, изощренном глумлении, целенаправленном попрании человеческого достоинства — отличительных признаках сталинской каторги. Воспоминания Бардаха, ныне известного американского хирурга, одновременно и типичны, как принадлежащие жанру «лагерной» литературы, и уникальны — в силу неповторимой судьбы автора.

«Рано утром первого сентября я был вырван из сна высоким пронзительным свистом». Этой фразой начинает свое повествование автор. Так судьба постучалась в дверь для двадцатилетнего юноши и для миллионов польских евреев — не под звуки Пятой симфонии великого немца Бетховена, а под свист немецких бомб. Януш Бардах родился в зажиточной интеллигентной семье, мать «свободно говорила на четырех языках, имела диплом по лингвистике... ее дядя, двое родных братьев и трое кузенов преподавали в университетах Одессы, Москвы и Парижа». Неудивительно, что молодой Януш, как это было свойственно многим либералам того времени, сочувствовал коммунистическим идеям и с симпатией относился к сталинскому режиму. До прозрения было еще далеко… Не столько примеры социального неравенства заставляли юношу с надеждой смотреть на пролетарское государство, сколько нарастающая дискриминация соплеменников: еврейских студентов заставляли сидеть в левой половине университетской аудитории, евреев не обслуживали в ресторанах, избивали на улицах. И все-таки, когда началась война, патриотические чувства оказались сильнее национальных обид — Бардах со своими еврейскими друзьями решили идти в армию добровольцами. А на призывном пункте их просто высмеяли, с чисто шляхетской спесью заявив: «Вам, евреям, нужны кривые ружья, чтобы стрелять из-за угла — тогда вы не увидите врага!»

Унижение еще раз убедило Януша, что евреи — чужаки в Польше, что единственное спасение — как от нацистов, так и от польских антисемитов — Красная Армия. Молодой человек стоит перед выбором: бежать в СССР или остаться в Польше. Забегая вперед, скажем, что вся нить жизни Бардаха перевита такими экзистенциальными узлами, точками выбора, в которых будет кардинально меняться его судьба. Но в 1939 году за него все решили два диктатора, перекроившие карту Европы, — согласно пакту Молотова–Риббентропа Волынь становится частью Советского Союза, и долгожданные красноармейские части входят во Владимир-Волынский. Здесь начинается сквозная тема книги: медленное и мучительное высвобождение индивидуального сознания из плена коммунистических иллюзий, «золотого сна человечества». Реальность, с которой предстояло столкнуться Бардаху, не имела ничего общего с политической мифологией большевизма, сотканной из глянцевых лозунгов и деклараций. Автор мемуаров, не лукавя, честно и откровенно признается: «Я впитывал агитацию и жадно глотал пропаганду. <…> Я верил, что Сталин — величайший вождь всего человечества и что социальная справедливость, о которой я так давно мечтал, будет достигнута новым обществом».

Януш становится активистом, выступает на всех собраниях, митингах, проводимых для политического просвещения масс. Он видит вдруг появившиеся длинные очереди у продовольственных магазинов, отмечает, что такого в панской Польше не было, но с рвением неофита защищает новый строй жизни, объясняя все «временными трудностями», «капиталистическим окружением», «диктатурой пролетариата». Однако материальные лишения еще как-то можно оправдать, особенно интеллигенту, а вот депортация «буржуев» и еврейских беженцев стала первым ударом по прекраснодушным мечтам Бардаха и первой встречей автора с карательным органом советского государства — НКВД. Как активисту ему доверяют быть поняты́м при выселении людей, на его глазах пьяные чекисты грабят, избивают ни в чем не повинных обывателей, даже детей, убивают мужчин, насилуют женщин. Глава «Понято́й» — документ потрясающей силы, свидетельствующий о родстве сталинского и фашистского режимов: точно так же действовали и гестаповцы в еврейских гетто.

Если лагерный опыт исчерпывается формулой «человек человеку волк», то опыт советской жизни продемонстрировал Бардаху, что «человек человеку враг». Воспитанный в гуманистических традициях, он довольно скоро убедился, что атмосфера подозрительности, шпиономании, доносительства — и есть атмосфера страны, «где так вольно дышит человек». «Учись держать язык за зубами. Всех бывших польских граждан автоматически подозревают в предательстве и враждебном отношении к Советскому Союзу. Ни с кем не говори о политике, даже положительно», — так вразумлял в Орле молодого красноармейца Бардаха его друг по казарме Иван Кравец. И это были не пустые слова. Бардаха вызывают в особый отдел, где предлагают стать сексотом, только так по мнению органов буржуазный выходец из Польши может доказать свою лояльность советской власти. Но планы орловских чекистов по вербовке польского еврея перечеркнул другой план, «план Барбаросса». Януш не стал предателем, предали его самого, на фронте. Его оклеветал, как это бывает не только в посредственной беллетристике, но и в жизни, человек, с которым он провел в одном танке семь месяцев, учась воинскому мастерству. Военно-полевой суд приговорил Януша к смертной казни и только его величество случай спас юношу от расстрела. Бардах начинает свое «хождение по мукам»: телячий вагон, неудавшийся побег, чудовищные побои, первый лагерь, пересылка, кошмар, испытанный в трюме корабля, перевозившего заключенных на Колыму. Бардаху предстоит еще пройти через ад штрафного изолятора, куда он попадет после драки с карманником по прозвищу Ручка, не выдержав грязных антисемитских оскорблений со стороны уголовника. Невыносимо тяжело приходилось Бардаху, когда он встречался в лагере с польским антисемитизмом. Вот учтивая дискуссия между пленными поляками: «Первый шаг к разрушению нашей страны (Польши. — Л.А.) был сделан тогда, когда евреи получили равные права с польскими гражданами. <…> Я надеюсь, что профессор теперь понимает, что евреи — раковая опухоль на теле нашего общества». И это говорится тогда, когда польское еврейство уже было приговорено бесноватым фюрером к уничтожению. О этот интеллектуальный, теоретический антисемитизм в зоне! Даже бесправным сталинским рабам необходимо было искать общего, главного врага, виновного во всех бедах, и все лишь для того, чтобы снять с себя ответственность за трагедию своей страны. Подобные споры велись и в брежневских лагерях, достаточно вспомнить мемуары Андрея Синявского…

Реальность зоны, непосильный труд, превращавший людей в потерявших человеческий облик доходяг, издевательства охранников, закон зоны «умри ты сегодня, а я завтра» — все это разрушало миф о государстве, где торжествуют справедливость и правопорядок. Еще в столыпинском вагоне на пути в Колыму Бардах начал задумываться: «Земля принадлежит рабочим и крестьянам — откуда же такая нищета? <…> Почему деревня голодает, если землей владеют крестьяне?» Книга Бардаха — это опыт постижения правды о коммунистической утопии, правды личной, не навязанной свыше, выстраданной и пережитой. Может быть не случайно, что Януш Бардах в послевоенной жизни выбрал профессию врача, специалиста по пластической и лицевой хирургии. Бывший сталинский зек помогает людям с физическими недостатками, с помощью скальпеля он исправляет внешность человека. Психологические же уродства личности, такие как агрессивность, жестокость, национальная нетерпимость, посторонним вмешательством не удаляются. Мемуары Бардаха — дневник бдительного этического самоконтроля над своими поступками, ибо только осознанное самостоятельное сопротивление души может разрушить метастазы зла, проникшие внутрь человека.

Свою книгу автор посвятил памяти родителей Отилии и Марка Бардахов, уничтоженных гитлеровцами. Личная боль утраты воплотилась в реквием польскому еврейству.