Лев Айзенштат
[Борис Сандлер. Глина и плоть]
Август 2003
Аннотации
Версия для печати


Сандлер Б. Глина и плоть: Ист. повесть / Авториз. пер. с идиша Р.Ольшевского; Худож. Э.Майденберг. – Кишинев: Pontos, 2003. – 256 с.: ил.



Освенцим, Треблинка, Бабий Яр — это и страшное наследие XX века, и последнее (последнее ли?) предупреждение человечеству. Цивилизованный мир продолжает жить в тени Холокоста, масштаб еврейского геноцида периода Второй мировой войны таков, что число жертв погромов, прокатившихся по Российской империи в начале прошлого века, уже не ужасает. В этом году отмечена очередная скорбная памятная дата — столетие Кишиневского погрома. Около 50 убитых во время кишиневской резни и шесть миллионов человеческих жизней, перемолотых машиной уничтожения Третьего рейха. Числа несопоставимы, но злодеяния — равновелики, ибо, как учили наши мудрецы, «убивающий человека убивает целый мир».


Эта фундаментальная этическая максима и составляет нравственный стержень новой книги Бориса Сандлера, одного из немногих писателей послевоенного поколения, творящих на идише. Сандлер родился в 1950 году в Бельцах, в Молдавии, сейчас живет в Нью-Йорке, редактирует старейшую идишскую газету «Форвертс». Первый сборник его повестей и рассказов в русских переводах «Ступени к чуду» вышел еще в советские годы (М., 1988). И вот — новая встреча русского читателя с современным еврейским прозаиком.


По жанру «Глина и плоть» — историческая повесть, ее композицию образуют два сюжетных кольца: хроника Кишиневского погрома и события в заштатном бессарабском городке Дубоссары, связанные с кровавым наветом — обвинением евреев в ритуальном использовании христианской крови. В прозе Сандлера органично сочетаются художественный вымысел и документальные свидетельства, дневниковые записи Хаима-Нахмана Бялика и собственные размышления автора. Такая полистилистика книги обеспечивается тем, что Сандлер помещает в центр повести рассказчика, являющегося одновременно и непосредственным участником исторической драмы, и нашим современником. Рассказчик то, как наблюдатель разворачивающегося кошмара, находится внутри самого события, то, будучи вынесен за границы реального времени, становится комментатором исторического факта, то погружается в детские воспоминания уже совсем другого времени (лирическая врезка о праздновании Песаха в 1955 году). Благодаря двойному зрению (и знанию) рассказчика, хроника бессарабской бойни открывается читателю в соотнесенности с грядущими актами антисемитизма XX века, прочитывается им как пролог Холокоста. Сандлер художественно ярко и психологически достоверно обнажает механизм и пружины антисемитской пропаганды, методику душевного растления обывателя, его оболванивания и запугивания. На страницах книги возникает зловещая фигура патологического антисемита того времени, издателя газеты «Бессарабец» Паволакия Крушевана, чьи статьи, открыто призывая к насилию над еврейским населением, разжигали в людях стадное чувство ненависти. Неслучайно Сандлер так обстоятельно воссоздает психологическую атмосферу погрома — автора интересует перемена, совершающаяся с оказавшимся в толпе человеком, когда коллективное помрачение рассудка, коллективная безответственность заглушают внутренний голос совести, та перемена, которая превращает личность в марионетку. Вот что чувствует один из персонажей повести, писарь дубоссарской управы Роман Трофимов: «Трофимов был частью этой стихии. Он понимал, что вместе с людской массой готов и громить, и поклоняться музыке. Это были всенародные качели, которые раскачивали и его». Трофимов, вообще, показательный пример того, как легко одурманивается ядом юдофобии вроде благовоспитанный и вполне порядочный человек.


Документальную линию повести составляют опубликованные автором записи Бялика, опросы поэтом очевидцев кишиневского погрома. Эти документы свидетельствуют, что евреи, как могли, сопротивлялись пьяным от вина и крови громилам. Сандлер резонно полагает, что Бялик не предал эти документы огласке, потому что «не хотел называть имена тех, кто с оружием в руках оказывал сопротивление убийцам. Их отчаянье и смелость могли быть использованы и, должно быть, использовались против них. Защита приравнивалась к нападению».


Одна из центральных тем книги — разоблачение трусливой политики государственных чиновников, откровенно заявлявших прокурору, что «если убийство совершили православные, то в сложившейся в России ситуации “Дубоссарское дело” будет иметь отрицательный эффект». Прошло сто лет. Но по-прежнему печатаются в российских городах газеты крушевановского толка, по-прежнему власти не обращают внимания на подстрекательские призывы в бульварных изданиях. Историческая повесть Сандлера — это не только напоминание «как это было в Кишиневе»...