Исаак Меттер. Человек, написавший библиотеку. Нева, 2004, № 5

Очерк посвящен памяти замечательного писателя, автора научно-популярных книг «Занимательная физика», «Занимательная арифметика», et cetera, Якова Исидоровича Перельмана. Будущий писатель родился в 1882 году в Белостоке, в семье бухгалтера. Его родной брат — известный драматург Осип Дымов, писавший на русском и на идише. В 1919 году в голодном Петрограде Перельман редактирует популярный научно-естественный журнал «В мастерской природы». Он — создатель и руководитель Дома занимательной науки в предвоенном Ленинграде. Умер Перельман 16 марта 1942 года, в блокадное время. Его книги выдержали на сегодня 397 изданий общим тиражом более 12 миллионов экземпляров! Автор очерка справедливо замечает, что «вся творческая деятельность Якова Исидоровича Перельмана заслуживает того, чтобы память о нем была запечатлена хотя бы мемориальной доской на улице Плуталова, дом 2, где он жил». Хорошо бы, а то всё памятники Дзержинскому восстанавливаем…

Григорий Розенберг. Чужие микробы. Рассказ. Нева, 2004, № 6

Прозаик Григорий Розенберг родился в 1948 году, в Одессе; в настоящее время живет в Израиле. Герой рассказа — некий Аркадий Петрович Кустов, еврей, кинорежиссер, литератор и фантазер: «когда он начинает рассказывать, он не в силах обнаружить границу между фактами и своими фантазиями на тему фактов». Автору удалось представить типический образ русско-еврейского интеллигента, циничного и безразличного к своим национальным корням, убежденного в том, что «русским быть все равно лучше».

Авигдор Даган. Петушиное пение. Роман. Звезда, 2004, № 5–6

Авигдор Даган — псевдоним чешского поэта и прозаика еврейского происхождения Виктора Фишля, родившегося в 1912 году на северо-востоке Чехии. В 1939 году Виктор Фишль нелегально покидает родину, бежит в Лондон. С ноября 1949 года становится гражданином Израиля, а в 1955-м принимает новое имя. Произведения писателя переведены на 14 языков. Самые известные романы Дагана «Петушиное пение» (1975) и «Придворные шуты» (1982). «Петушиное пение» — поэтическая притча, навеянная мифом о вечном возвращении. Герой романа — сельский врач, рефлектирующий интеллигент, постоянно размышляющий о смысле жизни. Его верный друг и оппонент петух Педро, убежденный, что «если существует грех на земле — так это мудрствование среди прекрасного дня». В европейской литературе XX века трудно найти более светлое и жизнеутверждающее произведение, пронизанное благоговением перед красотой мира, созданного Творцом.

Натан Щаранский. Другие. Звезда, 2004, № 6

Статья израильского министра по делам Иерусалима и диаспоры Натана Щаранского посвящена проблемам антисемитизма в современном мире. Автор с горечью констатирует, что «события последних лет не оставили места наивной вере в то, что демократическая власть является безупречным средством обуздания активной ненависти к евреям». Щаранский убежден, что существование государства Израиль «является одной из основных причин современного антисемитизма». Тезис несколько странный. Скорее уж старый добрый антисемитизм маскируется сегодня под антисионизм. Анализируя место Израиля в мировой политике, Щаранский далее пишет: «Эта страна — Мировой Еврей — отличилась тем, что бросила вызов сразу двум системам политики и морали — арабско-мусульманской и европейской». По мнению автора, единственный союзник Израиля — это Америка: «Как и народ Израиля, Америка воплощает собой другую, нонконформистскую идею Добра и не намерена отказаться или поставить под сомнение ясность своих моральных ценностей, своего образа жизни, своих институтов». Америка, конечно же, оплот либерализма, но при чем тут «нонконформистская идея Добра»? Идея Добра — категория этики, она самодостаточна и существует вне политических ярлыков, вроде конформизма или его противоположности.

Александр Мелихов. Завал обид на пути к общей сказке. Звезда, 2004, № 7

Спустя два года петербургский прозаик вновь возвращается к раздумьям о труде Солженицына «Двести лет вместе». Основной тезис статьи Мелихова, убежденного, что «общественное мнение всегда живет фантомами»: «И фантом русско-еврейских отношений, созданный Солженицыным, как мне кажется, не улучшил их, а ухудшил». Автор тщательно анализирует текст Солженицына, приводя пристрастные, необъективные, порой недоброжелательные примеры аргументации нобелевского лауреата в бесконечном русско-еврейском споре. В конце статьи Мелихов предлагает свой рецепт прекращения этого спора: «Я думаю, и русским, и евреям вполне по силам создать убедительную сказку о нашей общей трагической, но вместе с тем и прекрасной судьбе: наша совместная история дает более чем достаточно материала и для этого». Можно расценить это пожелание как шутку. Но в рамках теории Мелихова о фантомах такое высказывание вполне логично и, разумеется, оно стремится пробудить в обоих народах «чувства добрые», о которых писал еще другой Александр — Александр Сергеевич.

Юрий Левинг. Случай на станции. Бабель, Соболь, Цветаева и другие. Звезда, 2004, № 7

Статья филолога Юрия Левинга (р. 1975), работающего ныне в Лос-Анджелесе, в Университете Южной Калифорнии, опубликована к 110-летию Исаака Бабеля. Автор исследует литературный контекст входящего в состав «Конармии» рассказа «Соль» (1923). Левинг полагает, что «возможным толчком к созданию и основой для “Соли” Бабелю мог послужить эпизод из... повести “Салон-вагон” Андрея Соболя». Соболь описывает сцену еврейского погрома, устроенного красноармейцами на железнодорожной станции Фастов. Там же происходит и действие рассказа «Соль». И хотя «еврейская тема в рассказе Бабеля как будто отсутствует», совпадение топонимики становится для исследователя отправной точкой размышлений, приводящих к выводу: «Оба писателя сочувственно изображают традиционную антисемитскую вакханалию». Далее Левинг обнаруживает, что ситуация «еврей в поезде» характерна для русской литературы и встречается в текстах Чехова, Лескова, Евгения Шварца, Цветаевой... Статья Левинга — образчик добротного интертекстуального анализа художественного произведения.

Филип Рот. Людское клеймо. Роман. Иностранная литература, 2004, № 4–5

Главный герой романа американского писателя Филипа Рота — Коулмен Силк, профессор античной словесности в провинциальном университете, декан факультета, вынужденный оставить свой пост из-за нарушения правил политкорректности по отношению к чернокожей студентке. У героя есть своя собственная тайна: будучи «цветным» от рождения, Коулмен еще в юности разрывает отношения с семьей, женится на еврейке, для добропорядочных коллег и соседей — он правоверный иудей, отец четырех взрослых детей. После смерти жены Коулмен влюбляется в женщину, значительно моложе его по возрасту. Эта любовь заканчивается трагически. Книга Рота — о протесте личности против ханжества, лицемерия, интеллектуального академического пустословия, о паутине политкорректности, опутывающей все стороны американской жизни.

Стихи детей из Терезина. Иностранная литература, 2004, № 5

Как пишет публикатор и автор вступительной статьи Елена Макарова, «это первая публикация стихов детей из концлагеря Терезин на русском языке». В Терезине выходили подпольные рукописные журналы, которые делали сами дети. Из 12500 заключенных в концлагере детей выжило лишь около тысячи. Стихотворные тексты поражают удивительной духовной зрелостью и мужеством подростков, обреченных на смерть. Из стихотворения Гануша Гахенбурга (1929–1944) «Вопросительные знаки и ответы»:

   К чему эта жизнь, где все живое так жалко?

   Зачем превратился мир в огромную свалку?

   Верь мне, сынок, все так обернулось страшно,

   Чтоб ты стал мужчиной! Чтоб воевал отважно!

                                (Перевод с чешского Инны Лиснянской)

Эрик-Эмманюэль Шмитт. Гость. Пьеса. Иностранная литература, 2004, № 6

Эрик Шмитт (р. 1960) — французский писатель и драматург, лауреат Мольеровской премии (1994), Гран-при Французской академии в области драматургии (2001). Время действия пьесы — апрель 1938 года, незадолго до эмиграции Зигмунда Фрейда из захваченной нацистами Австрии. Действующие лица: Зигмунд Фрейд, его дочь Анна, офицер гестапо и Незнакомец. Незнакомец олицетворяет религиозное подсознание атеиста Фрейда. Психологический сюжет пьесы — диалог между Фрейдом и Незнакомцем, извечный спор о свободе воли человека, о бессилии Бога перед лицом Зла, о смысле жизни, в конце концов. Шмитт написал блестящий интеллектуальный триллер, отлично переведенный на русский язык Наталией Мавлевич.

Меир Шалев. В доме своем в пустыне. Главы из романа. Иностранная литература, 2004, № 7

Меир Шалев — израильский писатель и журналист, лауреат итальянской премии Джульетта за лучший роман о любви (2000). Название романа — скрытая цитата из Танаха, из Первой Книги Царей. Герой романа Рафаэль Майер, пятидесятидвухлетний мужчина, тот, «кто занят полировкой воспоминаний и обработкой раскаяний», тот, «кто рос сиротой без отца, без дядей и деда, в доме, где жили пять женщин». Перевод с иврита Рафаила Нудельмана и Аллы Фурман прекрасно передает атмосферу прозы Шалева, густой, интонационной прозы, насыщенной библейскими реминисценциями.

Юлия Винер. Снег в Гефсиманском саду. Повесть. Новый мир, 2004, № 6

Прозаик и поэт Юлия Винер родилась в Москве, с 1971 года живет в Израиле. Персонажи повести — живущие в Иерусалиме люди разных национальностей: русская еврейка Милочка Шмуклер, палестинец Самих, голландец Ангелус Ван Дюрен. Судьбы этих людей и составляют сюжетные линии повести, довольно искусно сплетаемые автором. Однако, пытаясь придать фабульному узору особую выразительность, Винер прибегает к неоправданным, как нам кажется, мистическим приемам: происходит чудо и голландец начинает левитировать. Тут явно попахивает дурным вкусом, особенно если учесть, что голландца зовут Ангелус…

Сергей Аверинцев. Опыт петербургской интеллигенции в советские годы — по личным впечатлениям. Новый мир, 2004, № 6

Публикация доклада выдающегося филолога Сергея Аверинцева, скончавшегося в феврале этого года в Вене. Доклад был прочитан им в Италии в 2003 году, на выставке «Петербург и Италия. 1750–1850. Итальянский гений в России». В начале своего выступления Аверинцев неожиданно вспоминает ленинградского ивритского поэта Хаима Ленского, «которого я (Аверинцев. — Л.А.) не только не мог знать лично, но о самом существовании которого мне пришлось узнать не из устного предания, а из отличной комментированной антологии поэзии на иврите: “The Penguin Book of Hebrew Verse”, ed. by T.Carmi, 1981». Хаим Ленский родился в 1905 году в Слониме, учился в еврейском учительском институте в Вильне. С середины 1920-х годов он жил в Ленинграде, работал рабочим-металлистом, а «на досуге упражнялся в сочинении стихов на иврите». Впервые Ленский был арестован в 1934 году, освобожден в 1939-м, в начале сороковых — вторично арестован и умер в лагере... В антологию, о которой упоминает Аверинцев, включен его сонет, «воспевающий в тонах, что называется, серебряного века… петербургский закат». Затем следует тонкое, глубокое, очень важное, на наш взгляд, наблюдение Аверинцева: «Я обращаюсь к фигуре еврейского поэта (в конце концов, пришедшего в город на Неве из иных земель) как к воплощению некоего поведенческого стиля, который в разнообразных вариантах представляется мне характерным именно для поведения петербургской интеллигенции». Размышляя о феномене «петербургского мифа», Аверинцев, конечно же, вспоминает Бродского, заканчивая свой текст такими словами: «Я думаю, в уме каждого из вас — примерно те же вопросы, что и в моем уме: сохраняет ли петербургская культура свою идентичность сегодня (и в предвидимом “завтра”)? Не является ли фигура Бродского знаком и знамением утраты этой идентичности? <…> Не знаю…»

Борис Хазанов. Сад отражений. Четыре новеллы. Дружба народов, 2004, № 5

Герой одной из новелл меланхолически замечает: «Никто не докажет мне, что мир сна менее реален, чем то, что мы называем действительностью; если мы видим сны о жизни, то сон, в свою очередь, видит нас». Налицо, как сказал бы Шкловский, обнажение приема. Четыре новеллы Хазанова — четыре причудливых сна человека, уставшего и разочаровавшегося не столько в жизни, сколько в литературе. «Бо́льшая часть прозы, которая появляется в последнее время, вызывает у меня скуку или отвращение». Совершенно с автором согласен.

Владимир Радзишевский. Байки старой «Литературки». Знамя, 2004, № 6

Воспоминания В.В.Радзишевского, проработавшего в «Литературной газете» с 1974 по 2002 годы, публикуются в рубрике «Свидетельства». Малоизвестная подробность из жизни юного Александра Чаковского: «Когда во Франции объявили Международный еврейский конгресс в защиту культуры, из московских тузов никто туда рваться не стал. <…> Но в 38-м году Александр Чаковский сам пришел в Союз писателей и, смущенно улыбаясь, попросился на Еврейский конгресс во Францию. Эренбургу рассказали про отчаянного добровольца. Илья Григорьевич только хмыкнул: — Париж стоит обрезания». Помнил ли об этом факте вальяжный главный редактор «Литературки» в те годы, когда газета бесстыдно шельмовала «еврейских националистов»?

Александр Уланов. Движущиеся отражения. Знамя, 2004, № 6

Рецензия на израильский русскоязычный журнал «Зеркало», № 21–22. В заключительной части рецензии Уланов пишет: «Видимо, “Зеркало” — хороший пример возможности существования действительно интеллектуального журнала. Далеко не все там вызывает интерес в равной мере, но пристрастия редакторов вовсе не обязаны совпадать с пристрастиями читателя». Это действительно так. «Зеркало», как и российский журнал «Новое литературное обозрение», адресован, прежде всего, читателям с филологическим образованием.

Алексей Варламов. Еврейка. Рассказ. Октябрь, 2004, № 7

Тема рассказа — проблема полукровок. Героиня — Марианна, внучка известнейшего детского писателя, живущего в Переделкино (Сергей Михалков?). Мать героини вышла замуж за еврея, и писатель ей этого не простил. Ко всему прочему, у отца Марианны обнаруживается любовница, видимо, автор хочет обострить житейскую ситуацию. Варламов — профессиональный прозаик и переживания советского подростка-полукровки переданы им психологически достоверно, но как-то «холодновато», слишком рационально по сравнению, например, с раскаленной, изматывающей раздвоенностью героя Карабчиевского в его замечательной книге «Жизнь Александра Зильбера».

Дмитрий Комм — Михаил Золотоносов. О массовой культуре и мировом заговоре. Искусство кино, 2004, № 4

Кинокритик Дмитрий Комм и литературный критик Михаил Золотоносов обсуждают истоки мифа о мировом заговоре и влиянии последнего на массовую культуру. Из Золотоносова: «“Сказочка про еврейский заговор” — не маленькая, а очень авторитетная и большая, и не случайно она увенчалась всемирно известными “Протоколами сионских мудрецов”, к восприятию которых читающий мир был подготовлен». Мнение Дмитрия Комма: «Мне кажется, что в случае с теорией всемирного заговора мы имеем дело с универсальной мифологией, свойственной в равной степени всем культурам. На протяжении истории эту мифологему используют в своих интересах различные политические силы, на должность заговорщиков назначая представителей тех или иных конфессий, национальностей, классов». Золотоносов возражает кинокритику, утверждая, что «массовому сознанию небезразлично кто злодей: старый враг лучше новых двух и никакие арабы, чеченцы, “азеры” и черные не заменят образ еврея». В общем, за концепцию избранности еврейского народа Золотоносов держится твердо...

Михаил Ямпольский. Сообщество одиночек: Арендт, Беньямин, Шолем, Кафка. Новое литературное обозрение, 2004, № 67

Емкое по мысли философское эссе живущего в США культуролога Михаила Ямпольского посвящено сюжету, который «близок любому интеллектуалу, не желающему основывать свою “идентичность” (как сейчас принято говорить) на растворении себя в каком бы то ни было этническом или социальном сообществе». В качестве основного персонажа автор выбрал Ханну Арендт, однако при этом анализирует и взгляды других еврейских мыслителей, таких как Беньямин, Шолем и Кафка. Отправной точкой разговора является мысль Арендт о «позитивном утверждении еврея в качестве парии». Эта работа Ямпольского издана также отдельной брошюрой под тем же названием в серии «Зарубежные ученые в РГГУ».

Александр Бараш. Русско-ивритские литературные связи в режиме REAL TIME. Новое литературное обозрение, 2004, № 68

Израильский поэт Александр Бараш в своей статье отмечает, что первая половина XX века была периодом «наибольшего влияния русской литературы на ивритскую». Однако «во второй половине XX века — и до сего дня — русское влияние на ивритскую литературу сильно ослабло, стало пунктирным… Происходила — и уже лет тридцать назад произошла — переориентация на “Запад”, на Западную Европу и США». В настоящее время, пишет Бараш, наступил момент, «когда ивритские писатели увидели в русских — самих себя, а не прабабушек в кумачовых косынках, а русские — тоже самих себя, а не прадедушек в маргинальной топографии». Бараш находит «линии взаимоплодотворного влияния» у ивритского поэта Давида Авидана и русского Савелия Гринберга, в «солдатской музе» Хаима Гури и стихах Михаила Генделева. Нужно отметить, что количество статей о русско-ивритских литературных связях в последнее время возрастает. Идеи компаративизма «живут и побеждают».

Давид Маркиш. И назвали кошку кошкой. Вопросы литературы, 2004, № 3

Братья Маркиши были всегда неравнодушны к фигуре Исаака Бабеля. Покойный Шимон Маркиш в многочисленных статьях объявил творчество Бабеля вершиной русско-еврейской литературы. Давид Маркиш написал роман «Стать Лютовым» с подзаголовком: «Вольные фантазии из жизни писателя Исаака Эммануиловича Бабеля». Теперь он объясняется с литературоведами, критиковавшими это сочинение: «Эти “вольные фантазии” — существенная оговорка, освободившая меня от необходимости писать выверенную, измеренную и взвешенную биографию советского писателя Бабеля». Маркиш далее признается: «Бабель не искал в Париже наполеоновскую пулю для Блюмкина, не распивал кофе с Махно. Это из области фантазий, к тому же — вольных». Однако Маркиш упорно настаивает на том, что написал все-таки биографический, а не приключенческий или исторический роман. Оправдания писателя перед критиками всегда выглядят сомнительно.

Подготовил Лев Айзенштат