История спецслужб — одна из самых востребованных тем литературы, рассчитанной на массовое потребление. Великие секреты, от которых зависит благополучие стран и народов, вербовка агентов, похищения тайн и людей, убийства, предательства, самопожертвование... Очень похоже на детектив, только вместо изобретательного вымысла вниманию читателей предлагается особая «детективная» реальность. В издательских рекламных каталогах содержатся целые подборки увлекательных сочинений на эту тему. Читатели найдут там литературу о спецслужбах американских, немецких, итальянских, израильских… Но особенно популярны в России книги о советских органах безопасности, чьи постоянно менявшиеся названия фиксировались зловещими аббревиатурами — ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. Издательства «Эксмо» и «Яуза» даже посвятили данной теме отдельную серию «Лубянка». Появился и специализирующийся на истории советских спецслужб автор Вадим Абрамов. В одном ряду с его книгами «Смерш: Советская военная контрразведка против разведки Третьего рейха» (2005), «Контрразведка: Щит и меч против Абвера и ЦРУ» (2006) опубликована в 2005 году и работа «Евреи в КГБ»[1].

На обложке — выделенная резким красным цветом звезда поверх фуражки упирается тремя лучами в слово «КГБ». Косится куда-то в сторону уродливо перекошенное лицо явного злодея-убийцы с огромным кривым носом. Можно было бы подумать, что автор разделяет убеждения националистов-антисемитов, обличающих преступления злобных евреев против русского народа, но содержание книги совсем иное. Остается только гадать, чем руководствовались в данном случае издатели[2]. Однако перейдем к содержанию.

***

Также как и заглавие серии «Лубянка», название книги «Евреи в КГБ» символично-условно. О евреях в собственно КГБ — Комитете Государственной Безопасности при Совете Министров СССР, организованном по указанию Хрущева в марте 1954 года, — писать целую книгу просто не имело бы смысла. В число сотрудников этой организации «лица еврейской национальности» практически не допускались. Даже то обстоятельство, что, судя по некоторым публикациям, мать наиболее известного руководителя КГБ Юрия Андропова была подкинута ребенком в еврейскую семью и носила в девичестве фамилию Файнштейн, в данном отношении ничего не меняет, но лишь является поводом для очередных антисемитских фантазий. Приводимые в приложении к книге Абрамова послания, которые Андропов направлял в ЦК КПСС в 1960–1970-е годы, демонстрируют его энергичную борьбу против сионизма, что означало в реальности нетерпимость к любым проявлениям еврейского национального сознания. Добавим, что за рамками книги остались такие акции, как санкционированный Андроповым вброс в советскую печать материалов «масонской легенды», открывавших дорогу разоблачениям «жидо-масонских» злоумышлений против России[3], устройство антиизраильских демонстраций за границей и многое другое.

Нельзя сказать, что в «еврейской политике» Андропова было что-то необычное. После его прихода в КГБ начался общий процесс «закручивания гаек». Впрочем, даже если Андропов и думал о своих предполагаемо еврейских корнях (к таким размышлениям его мог подвигнуть интерес, который испытывали к данному вопросу сторонники т. н. «Русской партии», занимавшие довольно сильные позиции в советском истеблишменте эпохи брежневского правления[4]), то в этом проявлялась старая и хорошо известная закономерность. Не раз на протяжении советской истории случалось, что высокопоставленные чиновники, «скомпрометированные» еврейскими родовыми связями, старались продемонстрировать свою принципиальную враждебность еврейским интересам. Сочувствие исходило скорее от людей иных национальностей. Об этом свидетельствует и перепечатанная Абрамовым публикация петербургского историка В.С.Измозика, знакомящая читателей с документами, согласно которым единственным высокопоставленным коммунистическим функционером, проявлявшим благосклонный интерес к сионизму, был поляк Феликс Дзержинский. Евреи — Каменев, Зиновьев, Троцкий — такого позволить себе не могли. Что уж говорить о верном соратнике Сталина Лазаре Кагановиче. Среди опубликованных в приложениях к книге Абрамова документов особый интерес представляет докладная записка заместителя председателя ГПУ УССР К.Карлсона от 15 сентября 1925 года, адресованная Кагановичу, на тот момент — генеральному секретарю ЦК КП(б)У. Анализируя текущую ситуацию, чекист констатирует: «Двухмиллионное еврейское население, находящееся в местечках, неизбежно всем ходом исторических событий должно стать необходимой жертвой нашей экономической политики». Коммунист Каганович отнесся к этому убийственному заключению с полным пониманием.

Упоминая КГБ, на самом деле Абрамов имеет в виду советские спецслужбы, предшествовавшие Комитету Государственной Безопасности. В отличие от ведомства Андропова, в этих организациях евреев было немало. С 1934 по 1936 год советскую тайную полицию даже возглавлял Генрих Григорьевич (Енох Гершонович) Ягода, великий строитель Беломорканала, при котором были организованы первые большие сталинские процессы, последовавшие за убийством Кирова. Стоит особо упомянуть и таких людей:

Яков Саулович Агранов — комиссар государственной безопасности первого ранга, с 10 июля 1934-го по 17 мая 1937 года — первый заместитель наркома внутренних дел СССР, кстати — близкий приятель Маяковского;

Карл Викторович Паукер — комиссар госбезопасности второго ранга, личный охранник Сталина, помимо всего прочего — председатель общества «Друг детей» при ОГПУ СССР;

Михаил (Меер) Абрамович Трилиссер — один из организаторов советской разведки, руководитель Иностранного отдела ВЧК-ОГПУ;

Зиновий Борисович Кацнельсон — комиссар госбезопасности второго ранга, начальник Дмитлага и заместитель начальника канала Москва–Волга;

братья Берманы, Матвей и Борис Давыдовичи — оба комиссары государственной безопасности третьего ранга и трудно даже сказать, кто из них внес больший вклад в организацию ГУЛАГа — старались оба;

Натан Аронович Френкель, умудрившийся пройти путь от заключенного в Соловецком лагере до виднейшего руководителя ГУЛАГа, — дослужился до чина генерал-лейтенанта НКВД, не являясь при этом членом партии;

Сергей Михайлович Шпигельглаз (псевдоним Дуглас) — заместитель начальника Иностранного отдела ВЧК-ОГПУ;

Наум (Натан) Исаакович Эйтингон — соратник Шпигельглаза, главный организатор убийства Льва Троцкого;

Леонид Федорович Райхман — в 1946–1951 годах заместитель начальника 2-го Главного управления (контрразведка) МГБ СССР…

И так далее. В книге Абрамова приводится более 300 биографий.

За немногими исключениями либеральные исследователи и публицисты предпочитают не обращаться к этой неприятной теме, оставляя ее преимущественным достоянием националистических авторов. Антисемиты же просто обожают рассказы о евреях-чекистах. Для них это самое убедительное подтверждение того, что коммунистическая власть в России была установлена в еврейских интересах и именно по этой причине отличалась последовательной враждебностью к русскому народу. Даже Александр Исаевич Солженицын в своем недавнем бестселлере «Двести лет вместе» хотя и заявил о неприятии идеи еврейского заговора, но особо отметил участие евреев в работе «органов». Да, соглашается Солженицын, еврейские отщепенцы были не хуже отщепенцев русских, но зачем их было так много?

Надо отдать должное усилиям Александра Исаевича — после его исторического труда тема русско-еврейских отношений привлекла к себе значительное общественное внимание. В отличие от отморозков, специализирующихся на пропаганде «Протоколов сионских мудрецов», со знаменитым писателем, по крайней мере, не стыдно спорить. Абрамов этим и занимается — специальная глава, посвященная им Солженицыну, называется несколько патетично: «Факты вещь упрямая, или Слово правды против домыслов и вымыслов». Проверив «еврейские списки», при помощи которых Солженицын обличает соучастие евреев в преступлениях органов госбезопасности, Абрамов показывает, что нобелевский лауреат постоянно повышает людей этой национальности в званиях и старательно не замечает их русских и латышских коллег. Попутно Солженицын причисляет к евреям то латышей Заковского (его настоящая фамилия Штубис) и Залпетера, то русских Шанина и Льва Захарова (последний взял псевдоним Мейер в память о товарище, погибшем в Первую мировую войну)…

Чтобы покончить с этой волнующей темой, воспроизведем лишь один пример полемического диалога Абрамова с автором «Двухсот лет вместе». Солженицын обличает: «Много послужил отождествлению образа еврея и чекиста и "солдатский вождь" 1917 года Борис Позерн, комиссар Петрокоммуны, вместе с Зиновьевым и Дзержинским подписал 2 сентября 1918 воззвание о "красном терроре"». Абрамов уточняет: «Позерн не был ни евреем (немец), ни чекистом — он никогда не служил в ЧК-НКВД». Справедливости ради укажем, что Солженицын записал Позерна в евреи, ссылаясь на «Российскую еврейскую энциклопедию». Но это лишь в очередной раз подтверждает ущербность методологических основ солженицынского двухтомника — серьезные научные труды не пишут на основе популярных энциклопедий, к тому же не самых авторитетных.

***

Не ограничиваясь критикой Солженицына, Абрамов исследует миф о еврейских злодеяниях и в главе «Евреи, латыши, негры, китайцы, или "Инородцы" в ЧК: как это было на самом деле». Итак, как же это было на самом деле? Позаимствуем из книги Абрамова немного статистики.

На 25 сентября 1918 года в центральном аппарате ВЧК (372 человека), где были представлены тогда не только большевики, но и левые эсеры, действительно преобладали «инородцы». Русских только 30%. Большинство за латышами — 48,1% (179 человек). Евреев — 9,4% (35 человек).

После мятежа левых эсеров в конце сентября — начале октября 1918 года из девяти членов центрального аппарата ВЧК (термин «Коллегия» появится лишь с ноября этого года) 8 человек — русские, один латыш (М.Я.Лацис). Евреи только на более низком уровне. В 1919 году из 17 человек, бывших в течение года членами Коллегии ВЧК, 10 русских, 3 латыша, по одному — белорусу, армянину, поляку, еврею.

Численность евреев повысилась лишь во второй половине 1920-х годов. К 1 мая 1924 года из 2402 чекистов Центра русских было 1670, латышей — 208, евреев — 204, поляков — 90, белорусов — 80, украинцев — 66. На 1 октября 1929 года из руководителей высшего и среднего звена было 7 русских, 4 еврея, 2 поляка, один латыш и один итало-швейцарец.

Участие евреев в руководстве ОГПУ стало особо заметным, когда уже были отстранены от власти еврейские функционеры, находившиеся в руководстве большевистской партии в первые годы советской власти. В аппарате Ягоды евреи стали занимать где-то между четверти и трети руководящих позиций, что, конечно, очень много. Впрочем, еще более впечатляет цифра еврейского соучастия среди сотрудников… заграничной агентуры российской полиции в 1907–1917 годах. Оказывается, русских и евреев среди агентов полиции было равное число — по 32 человека. И никаких латышей, обходились агентами по преимуществу двух национальностей…

Да, евреи очень часто не вмещались и не вмещаются в «полагающуюся» им пропорцию национального представительства. Эта тенденция всеобщая — от ведущих политических деятелей до чемпионов мира по шахматам или участников советского атомного проекта. Однако еврейская «диспропорция» в борьбе против коммунистического режима ничуть не менее заметна, чем в борьбе за него. К тому, что сообщает Абрамов, можно добавить, что евреи составляли около трети юнкеров, остававшихся в Зимнем дворце последними защитниками Временного правительства, а из 8 делегатов Второго Съезда советов, голосовавших против вручения власти большевикам, евреями были семеро. И покушение на Ленина, и убийство Урицкого были совершены евреями — Фани Каплан и Леонидом Каннегисером соответственно. Мнение о единой еврейской позиции, реализовавшейся будто бы в поддержке большевиков, — безграмотность, если не сознательная ложь. Множество споривших между собой еврейских партий (только сионистских объединений к 1917 году насчитывалось в России 18) были едины, пожалуй, только в одном — в решительном неприятии большевистского переворота и особом отвращении к его организаторам еврейского происхождения. То обстоятельство, что в Белом движении евреям места не нашлось, было определено идеологией или скорее даже практикой этого движения, проявившего себя погромами на Украине и еврейских сторонников фактически отвергнувшего.

Нет оснований говорить и о каком-то еврейском клане внутри советской тайной полиции. В апреле 1921 года на посту начальника 16-го отделения (военная контрразведка Красной армии) Якова Сауловича Агранова сменил русский дворянин Сергей Васильевич Пузицкий, но в деятельности указанной организации это ничего не изменило. Внутри «органов» возникали свои конфликты, но они не имели какого-либо отношения к национальному вопросу. Когда в июле–августе 1931 года в центральном аппарате ОГПУ разразился скандал и против Ягоды выступили недовольные им коллеги, в числе протестантов были и русские (Е.Г.Евдокимов, И.А.Воронцов), и евреи (С.А.Мессинг, Л.Н.Бельский), и поляк (Я.К.Ольский). Одержавший верх Ягода разогнал всех, невзирая на национальности. После убийства Кирова он старательно выполнял заказ Сталина, подготавливая процессы против евреев Каменева и Зиновьева, и ему помогал в этом другой еврей — Агранов, пересидевший на своем посту Ягоду. А когда понадобилось разоблачить еврея Якова Блюмкина, установившего контакты с Троцким, то сделали это с помощью Елизаветы Юльевны Зарубиной, звавшейся в девичестве Лизой Иоэльевной Розенцвейг (позднее она будет участвовать в советском атомном шпионаже и выйдет на прямой контакт с другим евреем — создателем первой атомной бомбы Юлиусом Робертом Оппенгеймером). Если и фигурировали когда-то в чекистских делах еврейские связи, то использовались они в интересах советской разведки, а не наоборот. Так с помощью своих еврейских родственников в Америке подбирался Наум Эйтингон к Льву Троцкому, в чем помогали ему Григорий Менделевич (Маркович) Хейфец и Иосиф Ромуальдович Григулевич (последний — из литовских караимов). Каковы бы ни были грехи чекистов, очевидно, что руководствовались они отнюдь не национальными пристрастиями.

Книга Абрамова вполне убедительно это показывает. Разоблачение легенды о еврейских злодеяниях против русского народа является главной задачей рассматриваемого труда. Цель достойная, и реализовал ее автор вполне достойно. Стоит отметить, что Абрамов отнюдь не первый, кто публикует статистику действительного еврейского соучастия в деятельности ВЧК-ОГПУ. Укажу хотя бы на десятилетней давности работу Л.Кричевского, которая приятно отличается тем, что приводящиеся в ней данные сопровождаются аккуратными ссылками на архивные документы[5]. Но специфика издания, рассчитанного на массового читателя, требует, по-видимому, иного, не столь академичного оформления работы. Благодаря публикации Абрамова разоблачения националистических мифов о тождественности евреев и чекистов стали доступными самой широкой публике, и это можно только приветствовать.

***

Все вышесказанное не означает, что рассматриваемая книга во всех отношениях безупречна и не заслуживает каких-то замечаний. Слишком многое в ней несет следы спешки и небрежности, столь характерных, увы, для нынешних массовых изданий. Удивляет уже общая композиция книги. Драма почти полустолетия описана у Абрамова в статье, занимающей менее сотни страниц, бо́льшая часть которых занята полемикой с националистическими авторами, верующими в еврейский заговор против русского народа. Далее следуют биографии отдельных чекистов, за немногими исключениями занимающие лишь по несколько абзацев. Получилось что-то вроде краткой энциклопедии — но уж очень краткой…

Абрамов лишь вскользь упоминает многие сюжеты, каждый из которых мог бы составить содержание отдельной книги. Собственно, некоторые такие книги уже написаны. Где-то в полстраницы умещается в сочинении Абрамова история одного из первых сотрудников Иностранного отдела ЧК-ОГПУ Игнатия Рейсса-Порецкого, объявившего о разрыве со Сталиным и 4 сентября 1937 года убитого в Швейцарии своими бывшими коллегами. Его биографии посвящены весьма объемные воспоминания чудом спасшейся жены, которая описывает не только путь своего мужа, но судьбу всего первого поколения шпионов-чекистов — пылких энтузиастов, смотревших на Москву как на свою духовную родину, красную Мекку[6]. Все они были уничтожены в 1937–1938 годах, кое-кто уже и в начале 1930-х. Абрамов об этом явлении даже не упоминает, как не упоминает он участников «Красной капеллы» или, скажем, Льва Ефимовича Маневича, ставшего прообразом героя советского фильма «Подвиг разведчика»[7]. Когда летописец ленинградского «Большого дома» Василий Бережков рассказывает о судьбах С.Мессинга, М.Литвина и прочих питерских чекистов еврейского происхождения, его описания существенно более объемны и содержательны[8]. То же можно повторить и о воспоминаниях Павла Судоплатова[9].

Справочная краткость Абрамова тем более удивляет, что на более чем 500 страницах его книги находится место для приложений, чье содержание лишь косвенно соотносится с темой «евреи-чекисты». Бо́льшая часть опубликованных в этом разделе документов рассказывает о борьбе советских органов безопасности с сионистским движением. По-видимому, это должно лишний раз убедить читателя в том, что евреи и чекисты — не одно и то же. При всем сочувствии к поставленной задаче, нет ощущения, что все получилось логично и оправданно. Тут же публикуются записи из служебного дневника уже упоминавшегося Леонида Райхмана, который подробно описывает ситуацию, сложившуюся в Орле после освобождения города от немецкой оккупации. В сборнике «"Огненная дуга": Курская битва глазами Лубянки» (М., 2003), откуда заимствован данный документ, свидетельства Райхмана очень кстати, но зачем было воспроизводить их в книге Абрамова?

Неубедительность решения о публикации дневника Райхмана тем показательнее, что для сколько-нибудь подробного рассказа о нем самом в книге места не нашлось. Абрамов не приводит никаких деталей карьеры этого высокопоставленного сотрудника НКВД-МГБ, который успел поучаствовать в кампании Большого террора, выполнял поручения Сталина в Прибалтике и на Западной Украине, курировал действия одного из наиболее известных советских диверсантов военного времени Николая Кузнецова. Добавим, что Райхман был женат на знаменитой балерине Ольге Васильевне Лепешинской, что после двух арестов, закончившихся амнистией, уже на пенсии Райхман занялся космологией и его публикации «Диалектика бытия небесных тел» и «Механизм солнечной активности» были с интересом восприняты специалистами…

Можно предъявить некоторые претензии и к тому, как Абрамов излагает основной сюжет своего повествования. Рассказывая, что представляли собой евреи, оказавшиеся в рядах советской тайной полиции, автор делает это как бы вскользь, избегая общих характеристик. Сосредоточившись на разоблачении антисемитских мифов, Абрамов игнорирует многие весьма красочные истории. Трудно удержаться от искушения дополнить его рассказ, прокомментировав и дополнив некоторые замечания.

***

История евреев — сотрудников советской тайной полиции замечательно демонстрирует судьбу своеобразного «романа», который в момент своего становления завязала молодая советская власть со своими еврейскими подданными, стремясь максимально эффективно использовать этот социальный ресурс. Чтобы добиться своей цели, руководители страны решительно подавляли активность всех национальных организаций, конкурировавших в борьбе за еврейскую улицу. За отречение от национальной идентичности и полное растворение в советском мире евреям обещано было поистине сказочное вознаграждение — подлинное равноправие и радикальное искоренение антисемитизма, которым даже в самые лучшие времена так или иначе грешил западный мир. Напомним, что сионистская идея возникла от полного отчаяния Теодора Герцля, убедившегося на примере дела Дрейфуса, что и спустя столетие после Великой французской революции еврейство Франции и всей Европы не может рассчитывать на достоинство и справедливость. Пока у Герцля сохранялись романтические иллюзии, он даже готов был пожертвовать духовным наследием иудаизма и планировал заключить союз с Папой Римским. Будущий лидер политического сионизма рассчитывал обратить всех евреев в христианство, если глава католического мира убедит свою паству отказаться от предубеждений по отношению к представителям еврейского народа.

Коммунистический эксперимент первоначально очень напоминал этот безумный герцлевский проект. И хотя наиболее дальновидные еврейские лидеры уже в 1918 году предсказывали, что настанет пора, когда «за действия Троцких придется ответить Бронштейнам», апологеты коммунистической идеи просто смеялись в лицо этим ничего не понимающим скептикам. Они-то твердо знали, что эпоха несправедливости завершилась, что с приходом к власти большевиков национальному унижению и прочим бедствиям человечества пришел конец. Несмотря на жесткую оппозицию лидеров еврейских партий и религиозных авторитетов — состоявшийся в 1918 году в Одессе съезд раввинов даже предал большевистский режим херему, — сладкая надежда на обретение подлинного равноправия соблазнила многих. Зачем было ехать в маленькую Палестину и преодолевать там арабское сопротивление, к которому сочувственно относились английские хозяева этой территории, если на огромных просторах Советского Союза был обещан всенародный коммунистический рай? Соблазненные этим миражом, многие евреи отказывались от языка, религии, культуры своих предков и были готовы с полным пренебрежением отнестись к судьбе своих соплеменников, так или иначе не вписавшихся в реалии нового строя. Напомню о приговоре К.Карлсона, обрекавшем на самые жестокие испытания бо́льшую часть прежнего населения черты оседлости, чьи традиционные занятия торговлей и ремеслом утратили в советских реалиях какую-либо перспективу. Одно из проявлений еврейской «диспропорции» — огромный процент евреев среди так называемых «лишенцев», т. е. людей, лишенных в Советском Союзе политических и экономических прав. Евреев-лишенцев приравняли в этом отношении к бывшим представителям эксплуататорских классов, т. е. они разделили судьбу дворян и священнослужителей.

В воспоминаниях вдовы Игнатия Рейсса-Порецкого рассказывается о том, каким потрясением было для «обращенных», уверовавших в коммунистический рай, столкновение с реальностью режима, стремительно эволюционировавшего уже с начала тридцатых годов, уничтожая при этом своих прежних сторонников. С особой болезненностью воспринимали эти адепты коммунистической веры то обстоятельство, что для расправы с ними советская власть не брезгала прибегать к помощи бывших белых офицеров, подобных мужу Марины Цветаевой — Сергею Эфрону (последний, сын крещеного еврея, тоже удостоился биографической справки в книге Абрамова).

Абрамов игнорирует воспоминания Элизабет Порецки, но и у него можно прочесть о некоторых драматических происшествиях того времени. Достаточно вспомнить об эпидемии самоубийств, которая прокатилась в 1937–1938 годах в кругах высокопоставленных чекистов. Начальник УНКВД Харьковской области Соломон Соломонович Мазо застрелился 4 июля 1937 года в своем служебном кабинете, оставив записку: «Товарищи, опомнитесь! Куда ведет такая линия арестов и выбивания из обвиняемых сведений?» Многие (но не все) из чекистов, уничтоженных в ходе Большого террора, были посмертно реабилитированы и восстановлены в коммунистической партии. Мазо в том числе — правда, его не только восстановили, но и исключили из партии посмертно. Редкий случай.

Разумеется, были среди евреев-чекистов и убежденные строители ГУЛАГа, на совести которых самые страшные преступления этой системы. Но и здесь шли они общей шеренгой, разделив свои обязанности с коллегами прочих национальностей. Мало что изменилось в Вязьмолаге с приходом Л.И.Рудминского, 9 ноября 1937 года сменившего на этом посту П.А.Петровича, или тогда, когда место Рудминского заняли Б.А.Козловский (с 3 января 1939 года), А.А.Горшков (с 10 марта 1939 года), Саркисьянц (с 11 июня 1939 года по начало войны). Человеконенавистническая сущность системы оставалась прежней и к лету 1953 года, когда Рудминский сидел в особом Горном лагере и вместе с другими высокопоставленными в прошлом чекистами составлял по требованию руководителей Норильского восстания записку, разоблачавшую преступную деятельность сотрудников МВД[10].

Уже к 1 января 1940 года в аппарате НКВД СССР евреев оставалось только 5% — 189 человек. Но расправа над евреями-чекистами не имела тогда какого-либо антисемитского подтекста. Несмотря на свое еврейское происхождение, Станислав Мессинг, бывший начальник Петроградского отдела ОГПУ и организатор ареста Любавичского ребе И.-И.Шнеерсона, был обвинен в шпионаже в пользу Польши (приговорен к расстрелу 2 сентября 1937 года и казнен в тот же день), что вполне соответствовало духу времени. В предвоенное время в НКВД боролись, по преимуществу, с польскими и латышскими националистами. До разоблачения сотрудников правоохранительных органов в качестве сионистских агентов дело дошло только в начале 1950-х. А в промежутке была война, унесшая миллионы жертв, так что погибавшие в газовых камерах и расстрельных рвах могли только позавидовать судьбе тех, кто умирал с оружием в руках. Не будем здесь вспоминать о жертвах лагерей смерти, но и среди погибших солдат было немало евреев, в том числе и сотрудников НКВД. В приложении к работе Абрамова приводится более 600 таких имен. Среди прочих — награжденный Звездой Героя Советского Союза заместитель политрука спецотряда лыжников Лазарь Хаимович Паперный (дожил до 24 лет, ушел на войну и в 1942 году во время отступления взорвал гранатой себя и окруживших его немцев). Привлекает внимание судьба родившегося в Праге Иосифа Иосифовича Леппина, который был вовлечен в деятельность советской разведки и в конце 1930-х приехал в Советский Союз. Его беременная жена была вскоре арестована по обвинению в шпионаже и умерла в тюремной больнице. В начале войны, не дописав диссертацию «Особенности восточноготской грамматики», Леппин ушел добровольцем на фронт и «героически погиб в бою под Харьковом, прикрывая пулеметным огнем отход своего подразделения». Интересно, хотелось ли ему жить? Не уверен.

Говоря о военных подвигах, надо иметь в виду, что в годы войны в состав НКВД входили и боевые части, чья деятельность в действительности не отличалась от деятельности обычных армейских подразделений. Что же касается собственно чекистов, то их задачей оставались интересы госбезопасности, и тут гений и злодейство переплетались порой до полной неразличимости. С одной стороны, чудовищная практика выведенного из НКВД и подчинявшегося напрямую Сталину СМЕРШа — расправы с людьми, спасшимися из окружения, трагические истории «народов-предателей»… С другой стороны, на счету чекистов была борьба со спецслужбами врага, изощренные шпионские дуэли, в которых советская разведка часто переигрывала своих немецких противников.

Несмотря на незначительное в целом еврейское присутствие в рядах НКВД военного времени, евреи были очень заметны в структурах, занимавшихся шпионажем и диверсионной деятельностью. В самом начале войны Павел Судоплатов, руководивший особым отделом «С», добился от Берии согласия на освобождение из лагерей и тюрем тех своих старых товарищей, которые к тому времени еще оставались живыми. Особого упоминания достоин ветеран советской разведки Яков Серебрянский, именем которого в 1930-х годах была названа специальная «группа Яши», подчинявшаяся непосредственно наркому внутренних дел. После всех своих заграничных подвигов, включавших похищение в Париже председателя Российского общевоинского союза генерала А.П.Кутепова, при возвращении в СССР в 1938 году Серебрянский был арестован. В 1941-м его приговорили к расстрелу, однако приговор не был исполнен и Серебрянский вернулся в строй.

На счету отдела «С» было немало успешных акций, включая стратегическую радиоигру «Монастырь», в ходе которой осуществлялось проникновение в агентурную сеть абвера, и операцию «Березино», когда люди Судоплатова сумели убедить командование противника в существовании немецких воинских соединений, оказавшихся в окружении и продолжавших сражаться за линией фронта. Советской стороне оставалось только принимать людей и грузы, которых немцы передавали своим виртуальным частям. Был даже шанс захватить таким образом самого Отто Скорцени, но не успели — война вступила в завершающую фазу. Как вспоминает об операции «Березино» Судоплатов, вместе с ним для подготовки этой акции выехали Эйтингон, Маклярский, Фишер, Серебрянский и Мордвинов. Считая вместе с русским Судоплатовым, из шестерых — трое евреи.

Если и существовало где-либо еврейское преобладание в структурах госбезопасности, то это относится к шпионажу. Одним из первых начальников Иностранного отдела (ИНО) ВЧК был Соломон Григорьевич Могилевский, а в августе 1921 года отдел возглавил Михаил Абрамович Трилиссер, остававшийся на этом посту девять лет. Параллельной ИНО шпионской службой был Отдел международных связей Коминтерна, которым до 1934 года руководил Иосиф Аронович Пятницкий. Он немало потрудился на благо коммунистического отечества, прежде чем его расстреляли в годы Большого террора. Такой же была судьба и Трилиссера, и одного из первых руководителей английского направления ИНО Иосифа Яковлевича Красного. Опытным нелегалом был Бертольд Карлович Ильк, венский еврей, который вел агентурную работу в Австрии и Германии еще до приезда в СССР в 1926 году. Одним из его важнейших достижений в 1930-е стала вербовка полицейского комиссара Лемана, который впоследствии служил в Гестапо и послужил прототипом семеновского Штирлица. Особо стоит упомянуть Арнольда Генриховича Дейча, завербовавшего с 1933 по 1938 годы в Англии более 20 молодых представителей английского истеблишмента, из числа которых особую роль в дальнейших шпионских операциях советской разведки сыграла знаменитая «Кембриджская пятерка»: К.Филби, Д.Маклин, Э.Блант, Г.Берджесс, Д.Кернкросс. Даже «Красная капелла», успешно действовавшая во время войны на территории Третьего рейха, состояла по большей части из евреев, которых не сумели распознать специалисты из СС. После возвращения на родину руководитель этой шпионской сети Леопольд Треппер был «награжден» за свои заслуги пятнадцатилетним заключением в советском лагере. Вышел он на свободу только после смерти Сталина, предусмотрительно перебрался в Польшу и в 1973 году эмигрировал в Израиль.

Еврейское соучастие в советском шпионаже достигло своей кульминации после войны, когда агенты Сталина, пользовавшиеся в тот момент безусловным доверием многих западных ученых (Бруно Понтекорво по их наущению даже бежал в СССР), доставили в Советский Союз важнейшие атомные секреты, на несколько лет ускорив советские разработки. Американские спецслужбы смогли ответить на это только смертным приговором супругам Розенберг, еврейское происхождение которых со смыслом отмечалось в правой американской прессе. Процесс шел в марте–мае 1951 года. Советские пропагандисты порицали тогда американцев за антисемитизм, в то время как в самом Советском Союзе…

В самом Советском Союзе после кампании по разоблачению евреев, обвиненных в космополитизме, вспыхнула настоящая шовинистическая истерия — вплоть до изгнания из Большого зала Московской консерватории портрета композитора Мендельсона, благополучно висевшего там при Александре III и Николае II. Портретом, однако, дело не обошлось. Уже в 1949 году была арестована Полина Жемчужина, с которой пришлось развестись Молотову, а дочери Сталина и Малинкова развелись со своими еврейскими мужьями. Довольно символично — в то время сама советская власть разводилась со своими еврейскими подданными.

К моменту осуждения Розенбергов по всей советской стране прошла массовая кампания увольнений евреев, и многие были осуждены по обвинению в антисоветской деятельности. Уже шли допросы членов Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) и «врачей-убийц», а бывший координатор советской шпионской сети в Америке Григорий Хейфец, отец которого являлся одним из руководителей американской компартии, дохаживал на свободе последние дни. 13 ноября 1951 года ему предстояло быть арестованным. Помощница Хейфеца — перебравшаяся в СССР американская еврейка Кэтти Харрис — была в то же время брошена в рижскую тюрьму как социально опасный элемент. Розенберги еще сидели в своей американской камере (их казнили только 19 июня 1953 года), когда 2 февраля 1953 года оказавшемуся в советской камере Хейфецу был объявлен смертный приговор (к счастью для него, отмененный после кончины «хозяина»). Понятно, за что был приговорен к смерти Юлиус Розенберг, участвовавший в передаче врагам своей страны секретов атомного оружия. Но за что был приговорен Григорий Хейфец, который эти секреты своей стране доставлял? По версии следствия — за предательство и шпионаж. На самом деле — за то, что был евреем, позволившим себе оказаться на слишком видной позиции. Как говорил, пребывая еще на свободе, Наум Эйтингон, чьи слова Абрамов взял в качестве эпиграфа к своей книге: «В России есть две возможности не попасть в тюрьму, впрочем, тоже не гарантированные: надо не быть евреем и генералом госбезопасности». Работая в 1920-е годы в Германии, Хейфец мог обмануть окружающих, уверяя их, что он индус, но родное МГБ знало о его происхождении еще тогда, когда называлось ОГПУ.

Какое-то время чистка обходила заслуженных чекистов, как считалось, пользовавшихся доверием самого Сталина. К началу 1950-х годов создалась парадоксальная ситуация — новых сотрудников-евреев в органы госбезопасности уже не брали, но в числе руководителей евреи оставались. Как с удивлением отметил это на материале Ленинградского управления Василий Иванович Бережков, «оказалось, что должности от заместителя начальника отделения и выше занимало немало евреев, а среди рядового оперативного состава их почти не было»[11]. Но настал свой час и для прежних неприкасаемых. Отправив в тюрьму Абакумова, Сталин, отдыхавший в середине октября 1951 года на юге, вызвал к себе нового министра госбезопасности С.Д.Игнатьева и распорядился «убрать всех евреев из МГБ»[12]. Те немногие, кого выгнали на пенсию, могли считать себя счастливцами. Вскоре в МГБ обнаружили «сионистский заговор» и верных псов отправили на живодерню. Последняя при Сталине зачистка органов безопасности осуществлялась именно по национальному признаку.

Это был финал. Завершалась сталинская антисемитская кампания, подводившая черту под старой большевистской политикой использования евреев в ответственных структурах советского государства. Но это оказалось и финалом сталинского правления. Когда Сталин умер, «чекисты-сионисты» находились еще в тюрьме. В отличие от «врачей-убийц» им даже не успели официально вынести уже согласованный со Сталиным смертный приговор (Хейфец исключение — он шел по делу ЕАК).

Берия, объединивший после смерти Сталина прежние МГБ и МВД, немедленно освободил своих старых сотрудников. Райхман и Эйтингон вернулись в свои кабинеты, но они не долго наслаждались воздухом свободы — падение Берии вновь изменило ситуацию. Вскоре большая группа прежних высокопоставленных сотрудников МГБ, обвинявшихся при Сталине в шпионаже и предательстве, была осуждена за соучастие в сталинских, как говорили в то время — бериевских, преступлениях. В этой странной кампании оказались рядом люди Абакумова — патологические антисемиты, выбивавшие признания из «врачей-убийц», — и евреи, так или иначе связанные с Берией.

Вместе с несомненными палачами в число приспешников Берии были зачислены и люди, не имевшие какого-либо отношения к репрессиям внутри страны. Даже Серебрянский, благоразумно ушедший на пенсию сразу же после окончания войны и вернувшийся в органы только после смерти Сталина — всего на несколько месяцев, попал в эти сети. Следствию решительно нечего было ему предъявить, и тогда Серебрянскому вернули отмененный еще в начале войны старый расстрельный приговор, милосердно заменив смертную казнь длительным тюремным сроком. В 1956 году, когда страна содрогалась от ужаса, осмысляя доклад Хрущева о сталинских преступлениях, этот ветеран советского шпионажа умер на очередном допросе, где из него выбивали показания о соучастии в преступлениях Берии.

Возникали иногда просто парадоксальные ситуации. Когда убийца Троцкого Рамон Меркадор, отсидевший 20 лет в мексиканской тюрьме, вышел на свободу в марте 1960 года, он был торжественно встречен в социалистическом отечестве всех трудящихся, позднее даже получил Звезду Героя Советского Союза. Однако Меркадор никак не мог понять, почему сидит во Владимирской тюрьме для особо опасных преступников его прежний руководитель Эйтингон. Суслов, перед которым Меркадор попробовал поставить этот вопрос, категорически отказался говорить на данную тему.

Только после падения Хрущева Эйтингону удалось выйти на свободу, но к этому времени говорить о каком-либо участии евреев в деятельности органов уже не приходилось. Разоблачив сталинские преступления, Хрущев сохранил сталинские принципы кадровой политики по отношению к евреям, а при Брежневе ситуация даже ужесточилась. Сотрудничество КГБ с евреями продолжалось только в области шпионажа. Гордящийся своими связями с КГБ Александр Байгушев с восторгом отзывается о евреях-эмигрантах: «Всегда пособят в самых "деликатных" делах и снабдят жгуче необходимой ценной информацией. Полразведки на них держится. Я обязан об этом сказать, чтобы у нас не было односторонне примитивной перебранки»[13]. Свидетельство тем более любопытное, что исходит от неутомимого борца с еврейским заговором, исповедующего идею о вселенском — космическом! — противостоянии русского и еврейского начал. Насколько справедливо его замечание об агентах среди еврейских эмигрантов «третьей волны» могли бы подтвердить только архивы КГБ, для независимых исследователей, увы, недоступные. Но не надо проникать в архивные фонды, чтобы определить положение евреев внутри тогдашнего СССР — и после смерти Сталина евреи воспринимались как потенциальные враги страны и системы.

***

Вопрос о том, можно ли доверять евреям обеспечение безопасности страны, в позднесоветские годы уже не возникал. Осталась только история. Та самая, которая изложена в книге Абрамова. Полезная книга. Но хотя авторы рекламного объявления на задней стороне ее обложки и уверяют, что после данной публикации на истории еврейского участия в деятельности советских спецслужб поставлена «большая и жирная точка», полагаю, они немного поторопились. К этой теме, несомненно, еще предстоит обращаться исследователям.