Губительные бедствия, вызванные как силами природы, так и руками самих людей, составляют весьма значительную часть истории человечества. В средневековой Европе в этом обстоятельстве видели прежде всего Божье наказание за грехи, но уже тогда возникал соблазн обвинить в чужеземном нашествии, голоде или эпидемии чумы каких-то людей, которые, вступив в союз с дьяволом, пытаются погубить благочестивых христиан. Чаще всего в качестве «врагов человеческих» и «прислужников Сатаны» обличали евреев, хотя иногда в той же роли оказывались и другие парии средневекового мира — нищие или прокаженные[1]. Известны и более экзотические варианты. Поскольку во времена царствования Ивана Грозного, когда в Москве разразилась эпидемия чумы, евреев в русской столице не оказалось, главным обвиняемым в распространении здесь смертельной болезни стал слон, присланный в подарок царю персидским шахом Тахмаспом[2].

Все изменилось в Новое время, когда происхождением болезней занялись медики, плохими урожаями — климатологи и агрономы, а войнами и социальными потрясениями — представители гуманитарных наук, в первую очередь историки. Впрочем, память о прошедших эпохах слишком тесно связана с текущей реальностью, чтобы оставаться достоянием только дипломированных специалистов. И если на климатологию, медицину или, например, биологию, не говоря уже о математике, сторонние люди покушаются редко, то история постоянно привлекает к себе множество пылких энтузиастов, уверенных, что только их интеллектуальные усилия могут открыть человечеству тайны прошлого. Как правило, ученые-профессионалы игнорируют все изыскания дилетантов, последние отвечают тем, что обвиняют ученых в невежестве или намеренном обмане человечества. При этом граница между исторической наукой и псевдоисторическими фантазиями не вполне однозначна — в ряде случаев активность «альтернативных» движений оказывается столь значимой, что увлекает даже некоторых (к счастью, все-таки немногих) членов научного сообщества.

Общим для большинства «альтернативных» авторов, исходящих из отмеченных средневековых стереотипов мышления, является убежденность, что определяющий фактор развития человеческой истории — реализация замыслов неких заговорщиков, которые стремятся к мировому господству. Конспирологические (то есть «заговорщические») теории весьма разнообразны, но наиболее популярными остаются масонская и еврейские версии, объединенные в концепции «жидомасонского» заговора. В число его участников зачислены в наши дни и агенты американских спецслужб, выполняющие якобы задания банкиров-сионистов и их союзников по установлению «нового мирового порядка». Подводя итоги, можно сказать, что на совести коварных злоумышленников практически все бедствия, выпавшие на долю человечества, — от воспетой Гомером Троянской войны до недавнего землетрясения на Гаити. Однако преступления древности вменены «заговорщикам» только в недавнее время. Первое событие, в котором уже с самого начала были обнаружены их интриги, это начавшаяся в 1789 году Великая французская революция. С тех пор за «заговорщиками» следят с необычайным вниманием, и не было ни одного сколько-нибудь значительного события Нового времени, в котором бдительные наблюдатели не прозревали бы их вовлеченности. В XIX столетии эти интриганы стояли будто бы за спиной Наполеона, позднее они организовали европейские революции 1848 года, австро-прусскую войну 1866 года, германо-французскую войну 1870–1871 годов, Парижскую коммуну, экономический кризис 1870 года, дело Дрейфуса… В ХХ веке на совести тех же «заговорщиков» русские революции 1905 и 1917 годов, Первая и Вторая мировые войны, гибель Российской, Австро-Венгерской и Германской империй, коммунистический террор, распад Советского Союза и множество других событий, включая, например, взрыв Чернобыльской АЭС. Если верить заявлениям «разоблачителей», в наши дни «заговорщики» уверенно контролируют Соединенные Штаты Америки, которыми управляет не демократически избранный президент, разделяющий эту ответственность с органами законодательной власти и судебной системы, но пресловутое ZOG — Zionist Occupation Government, Сионистское оккупационное правительство. То же и в России, где бдительные русские патриоты изобличили подлинную сущность Владимира Путина и Дмитрия Медведева, открыв, что под этими именами скрываются пробравшиеся во власть евреи, ведущие расчетливую политику истребления русского народа. Свой масонский заговор обнаружился и среди представителей украинской властной элиты, но здесь обошлись, кажется, собственными национальными ресурсами, по крайней мере большинство украинских масонов оказались украинцами. Под подозрением только Юлия Тимошенко…

***

Все эти идеи можно найти на тысячах интернет-сайтов и во множестве сочинений, опубликованных в традиционной «бумажной» форме. Российской читательской аудиторией информация о заговоре темных сил востребована столь активно, что издательства «Эксмо» и «Алгоритм» даже запустили особую книжную серию, так и названную — «Заговор». Обычно мы не рецензируем подобные публикации на страницах нашего журнала, полагая, что описание данной формы историко-политического безумия относится к сфере задач периодических изданий, специализирующихся на мониторинге антисемитизма, радикального национализма и близких им явлений. Фантазии «разоблачителей», среди которых можно встретить неонацистов и авторов черносотенного толка, национал-коммунистов и исламских радикалов, интересуют нас главным образом в связи с появлением посвященных им специальных научных трудов. Недавно изданный русский перевод сочинения немецкого историка Йоханнеса Рогалла фон Биберштайна «Миф о заговоре»[3] относится, безусловно, к данной категории. Это педантично документированная работа, как кажется, сознательно лишенная какого-либо полемического запала. Ее автор, хотя и не избегает актуальных в наши дни политических идеологем, главной своей задачей поставил тщательное исследование начального периода теории заговора — истории его становления.

Область, надо признать, сравнительно мало изученная. Основное внимание исследователей, занимавшихся этой проблематикой, привлекает или современность, или бурные события ХХ столетия, когда конспирологические теории послужили оправданием для политических кампаний, унесших жизни сотен тысяч, в конечном итоге — миллионов людей. Обо всем, что предшествовало этим социальным потрясениям, сообщается обычно весьма кратко. И Норманн Кон, и Уолтер Лакёр лишь вскользь упоминают в своих трудах первого «классика» концепции масонского заговора. Это — французский аббат Огюстен Баррюэль (1741–1820), чьи четырехтомные «Памятные записки по истории якобинства», изданные в Лондоне в 1797 году, стали политическим бестселлером своего времени[4].

Биберштайн идет дальше и подробно анализирует ту специфическую субкультуру, в рамках которой сложились идеи Баррюэля. «Масонобоязнь» проявилась уже вскоре после появления на свет первых масонских структур, о чем свидетельствует множество памфлетов XVIII столетия, но прежде всего — обнародованная в 1738 году энциклика римского папы Климента XII. Уже самим принципом своей организации, утверждавшим отмену при приеме в ложу сословных ограничений, масонство выпадало из реалий так называемого «старого порядка», основанного на принципе сословного деления общества, и бросало вызов общепринятым нормам, в соответствии с которыми все частые интересы граждан без каких-либо ограничений подвергались государственному и церковному контролю. Климент XII объявил, что приносимая масонами клятва хранить секреты братства является угрозой священности исповеди и власти церкви, и повелел отлучить от церкви всех католиков, прошедших обряд посвящения в масонское братство.

Но даже добрые католики, особенно из числа аристократов, не спешили подчиняться папскому запрету, и успех лож в XVIII столетии был просто фантастическим. Абсолютное большинство будущих разоблачителей масонов, включая и аббата Баррюэля, также начинали свой путь в масонских ложах. Через эти структуры прошло большинство образованных европейцев того времени, причем наряду с просветительскими тенденциями, к которым склонялись представители ряда лож, сочувствовавшие исканиям энциклопедистов, в других течениях масонства (особенно в розенкрейцерстве) преобладали убежденные борцы с идеалами Просвещения. Наилучшим свидетельством вздорности всех обвинений, выдвинутых Баррюэлем и его поклонниками в адрес масонов, может послужить история французской революции — разумеется, не в той версии, которой придерживался Баррюэль, а так, как она видится современным исследователям, проследившим судьбы членов французских лож. Уже в 1790 году масонство раскололось на две приблизительно равные группировки — умеренно революционную (реформистски-конституционалистскую) и контрреволюционную, члены которой отправились во внешнюю или внутреннюю эмиграцию. Биберштайн констатирует: «О переходе масонства или хотя бы достойной упоминания его части в лагерь революционных радикалов не может быть и речи. Наоборот, сами масоны, как правило, принадлежали к числу жертв якобинства».

Между тем в 1789 году тот же Баррюэль еще не упоминал масонов в своих обличениях антиправительственного и антихристианского заговора, но писал в основном о заговоре «философов», то есть энциклопедистов — представителей рационального мировоззрения Нового времени, выступивших с критикой традиционных воззрений, которые защищала католическая церковь. Речь шла об идеологической полемике — понятие «философия» в категориях грани XVIII–XIX веков во многих случаях обозначало то, что мы сейчас определяем словом «идеология». При этом католические авторы нередко утверждали, что «философы» каким-то образом объединяются с протестантами — по логике традиционного мышления все враги церкви должны были быть связаны тайными узами.

Масонов присоединили к компании «философов» и протестантов уже позднее. Как показывает Биберштайн, французский аббат воспользовался в данном случае немецкими разработками, которые появились после разоблачения в 1785 году в баварском городе Ингольштадтезаговора иллюминатов. Руководитель этой организации Адам Вейсгаупт задумал воспользоваться масонскими ложами, чтобы превратить их в инструмент своего политического замысла. И хотя его планы, остановленные в зародыше, предполагали продолжительную просветительскую акцию при покровительстве какого-нибудь государя, немецкие охранители восприняли их как свидетельство самого решительного революционного покушения на существующий порядок. Ни один из иллюминатов не прославился в качестве революционера, напротив — граф Максимилиан Йозеф Монжела́, примкнувший к иллюминатам еще студентом, удостоился позднее такого доверия баварского курфюрста Макса Иосифа, что стал ведущим министром Баварии. Никто не попытался сделать из этого обстоятельства какой-либо вывод, зато тот факт, что в 1787 году двое членов ордена посещали Париж, привел к объявлению иллюминатов вдохновителями якобинцев, которые действовали якобы по заранее разработанному иллюминатскому сценарию.

Баррюэль не только десятками страниц переписывал страшные обличения немецких коллег, впервые сделавших подобные «открытия», но и произвел историческую реконструкцию, связав в одну цепь врагов миропорядка от древних приверженцев манихейской религии через средневековые секты катаров и альбигойцев, а также рыцарский орден тамплиеров, до философов-энциклопедистов, масонов, иллюминатов и якобинцев. Все это просто потрясло читателей и обеспечило «Памятным запискам» исключительную популярность. Сочинение Баррюэля неоднократно переиздавалось и было переведено на множество европейских языков. Оно стало настольной книгой не только консерваторов, боровшихся против революционной смуты, но и их убежденных противников, мечтавших о революционных преобразованиях во французском стиле. Достаточно сказать, что руководитель радикального Южного общества русских декабристов Павел Пестель дал своим подчиненным задание перевести ту часть книги, в которой приводятся рассуждения предполагаемого вдохновителя якобинцев — главы немецкого ордена иллюминатов Адама Вейсгаупта. Несомненно, идеи последнего приобрели общеевропейскую популярность только благодаря труду Баррюэля.

И пока сам Вейсгаупт мирно жил в городе Гота, где нашел покровительство герцога Эрнста II, сочувствовавшего его просветительским идеям, и сочинял трактаты с разъяснениями своих юношеских планов, публицисты-контрреволюционеры публиковали многочисленные записки и памфлеты о происках коварных иллюминатов. С их планами связывались все освободительные движения. Так, русский уполномоченный в Варшаве, согласно его рапорту об одном польском студенческом объединении, утверждал: «Это тайное общество, занимающее нас в настоящее время, — не что иное, как эманация пресловутого иллюминатства, которое якобы было подавлено сорок лет назад баварским правительством, но не переставало тлеть под пеплом и прорастать повсюду в самых разных формах».

Книга Биберштайна содержит множество любопытнейших свидетельств, складывающихся в яркую историческую картину, в которой поразительным образом соседствуют, часто даже незаметно переходя друг в друга, самый одержимый — на грани истерики — фанатизм и самое циничное приспособленчество, вплоть до откровенных провокаций, полицейских и дипломатических интриг, а иногда и сознательных розыгрышей. Рамки настоящей рецензии не оставляют места для сколько-нибудь подробного изложения большинства затронутых в рассматриваемой работе сюжетов. Остановимся лишь на одном из них — о том, как тройственный заговор философов, протестантов и масонов-иллюминатов превратился в заговор еврейский.

***

Как и прочие ранние сюжеты, тема эта изучена мало, что дает повод для разного рода недоразумений. Даже такой автор, как Уолтер Лакёр, заявляет, что первоначально концепция тройственного заговора против «алтаря и трона» философов, протестантов и масонов просто не оставляла места для евреев. Это не так, точнее — не совсем так. Традиционная христианская юдофобия и в канун Нового времени оставалась слишком сильной страстью, чтобы ее аргументы были полностью забыты. Еврейская скверна являлась своего рода идеологической константой традиционного средневекового мышления, так что лучшим способом опозорить и опровергнуть оппонента всегда оставался упрек в его духовной или, еще лучше, физической близости к еврейскому народу. В то время как католические идеологи называли Лютера и его последователей еврейскими прислужниками, сам Лютер упрекал испанских католиков в том, что те на самом деле по крови являются евреями. Даже в наши дни такими же упреками постоянно обмениваются лидеры соперничающих антисемитских фракций. Подобные обвинения просто не могли не появиться и в ходе католической агитации против масонов и философов. Когда Баррюэль хотел оскорбить Вольтера, он называл его «еврейской синагогой». То обстоятельство, что сам Вольтер был настроен непримиримо антисемитски, ничего в этом смысле не меняло. В 1779 году, задолго до свержения королевской власти во Франции, ахенский доминиканец Людвиг Грайнеман обличал масонов как «предтеч Антихриста» и заявлял: «Евреи, распявшие Спасителя, были масонами, Пилат и Ирод — начальниками одной ложи. Иуда, прежде чем выдать Иисуса, в синагоге был принят в масоны, и когда он вернул тридцать сребреников, прежде чем повеситься, он сделал не что иное, как заплатил взнос за вступление в орден».

Основанием для таких фантазий явилось то, что главным условием вступления в масоны была вера в Единого Бога, исключавшая какие-либо конфессиональные расхождения. Надо сказать, что в XVIII столетии масоны, в значительной части разделявшие юдофобские предубеждения того времени, крайне неохотно принимали в свои ряды евреев, а так называемые Древние хартии, ставшие обязательным документом в Германии, вообще категорически запрещали доступ в ложи «обрезанным». Тем не менее даже теоретическое допущение смешения разных конфессий казалось шокирующим. Христианские консерваторы, стоявшие в первых рядах борьбы с принципами демократического переустройства общества, яростно упрекали масонов за то, что те «способны брататься с евреями и турками».

Эти обвинения нашли, казалось, свое подтверждение, когда впервые в истории европейских стран евреи получили во Французской республике гражданское полноправие. Вторгшиеся в Германию и Италию революционные войска Франции выстрелами пушек разрушали ворота средневековых гетто. Когда же Наполеон предпринял серию маневров, чтобы добиться поддержки всех европейских евреев, и организовал центр их самоуправления — Синедрион, консервативные христианские круги охватила настоящая паника, ибо в этой политической интриге увидели выполнение предзнаменований о воцарении Антихриста, которому, согласно средневековым легендам, надлежит собрать еврейский народ и восстановить Иерусалимский Храм. Циркуляр петербургского Святейшего Синода от 1806 года гласил: «К вящему посрамлению Церкви Христовой созвал он [Наполеон] во Франции Иудейские синагоги… и установил новый великий сангедрин Еврейский, сей самый богопротивный собор, который некогда дерзнул осудить на распятие Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, — и теперь помышляет соединить иудеев, гневом Божиим рассыпанных по всему лицу земли, и устремить их на ниспровержение Церкви Христовой и на провозглашение лжемессии в лице Наполеона». Даже то обстоятельство, что вскоре Наполеон отказался от этих планов и, более того, издал законы, ограничивавшие права его еврейских подданных (еврейское равноправие было возрождено во Франции только после реставрации королевской власти при Людовике XVIII), никак не повлияло на взгляды контрреволюционеров. Тем временем народные массы, поддерживавшие антифранцузские выступления в странах, соседних с Францией, просто не входили в подобные тонкости и по привычке обращали на евреев все обвинения в богохульстве и пособничестве врагу. Так что во время Тирольского восстания 1809 года, направленного против французов и баварцев, торжествующие победители не только пытались сжечь все книге местного университета, усмотрев в них атеистическую крамолу, но и устроили еврейский погром. А в ходе расправы над республиканцами, которую учинили в 1799 году контрреволюционеры, вернувшие под свой контроль Неаполь, евреев сжигали заживо.

При всем этом можно, однако, указать на два принципиальных обстоятельства, отличавших ситуацию XVIII — первой четверти XIX столетий от позднейшего времени. В ту давнюю эпоху о евреях вспоминали лишь периодически, причем мыслились они лишь слугами масонов, тем средством, с помощью которого масоны стремятся достичь своей цели. Например, на страницах журнала «Tableau de Paris» («Парижская картина») от 23 ноября 1795 года говорилось, что евреи суть «полезные орудия» секты иллюминатов и якобинцев и что эта секта беззастенчиво использует ненависть евреев к правительствам Европы.

Но к концу 60-х — началу 70-х годов XIX столетия происходит самая решительная смена акцентов. Теперь обличители заговора говорят о евреях постоянно, причем в их конструкциях евреи уже на первом месте. Иезуит Георг Пахтлер в 1876 году обвинил масонский орден в том, что тот дает «еврейству, ненавидящему Христа… подлинное подкрепление и вожделенную оперативную базу». За четыре года до этого в немецком католическом издании со ссылкой на информацию из масонской среды утверждалось: «Вершину лож образует еврейство, христианские ложи — слепые куклы, которые сами того не зная приводятся в движение евреями». Особо показательна в этом смысле изданная в 1869 году во Франции книга Роже Гужено де Муссо «Еврей, иудаизм и иудаизация христианских народов», в которой доказывалось, что основу идеологии «заговорщиков» составляет Каббала, представляющая собой культ Сатаны с порнографическими элементами, масонству же приписывалась лишь вспомогательная функция в осуществлении еврейских планов по низвержению христианства. А несколько лет спустя Эдуард Дрюмон опубликовал свой нашумевший памфлет «Еврейская Франция», в котором, помимо всего прочего, объявил евреем Адама Вейсгаупта. Таким образом, иллюминаты изначально оказались евреями — со всеми вытекающими из данного тезиса последствиями.

Ситуация не ограничилась только историческими «открытиями». Франция, сыгравшая решающую роль в истории еврейской эмансипации, не без усилий того же Дрюмона захлебнулась вскоре в истерике позорного «дела Дрейфуса», о чем спустя уже несколько лет сами французы вспоминали с искренним стыдом. Эти процессы отразили общую социальную и экономическую эволюцию европейской жизни, в которой эмансипация еврейства совпала с бурным развитием капиталистического производства и либерализацией общественных порядков. Евреи стали главным символом данных процессов и были восприняты как их тайные инициаторы, потеснив в этой роли масонов. Позднее решающее значение приобрела, несомненно, коммунистическая революция в России. Значительное число евреев в рядах ее организаторов стало для испуганных обывателей (увы, не только обывателей) наглядным доказательством реальности еврейских планов захватить мир, что, разумеется, среди прочего привело и к дальнейшему «обогащению» иллюминатского мифа. Например, российский генерал-лейтенант Григорий Дубров, опубликовавший недавно книгу «Генералы о еврейской мафии» (М.: Витязь, 2009) утверждает, что Карл Маркс, которого, как выяснил этот военачальник, на самом деле звали Мордехей Леви, являлся продолжателем дела иллюминатов…

Биберштайн прослеживает историческую судьбу проанализированных им идейных конструкций вплоть до тех инноваций, которые привнесли в них Гитлер и Генри Форд, бывший, кстати, видным масоном. Особо можно отметить тему происхождения знаменитых «Протоколов сионских мудрецов». Биберштайн отвергает идею Бурцева и его единомышленников, выводивших эту фальсификацию главным образом из переделки направленного против режима Наполеона III сочинения Мориса Жоли «Диалог в аду между Макиавелли и Монтескьё» — переделки, которая, как считалось, была предпринята по инициативе главы заграничной резидентуры русской полиции Петра Рачковского. Биберштайн находит более убедительной недавнюю концепцию немецкого слависта Михаэля Хагемайстера, согласно которому «Протоколы» были сфабрикованы на юге России и только задним числом «офранцужены», чтобы выглядеть интересней и серьезней.

Впрочем, за исключением этой ссылки финальная часть работы Биберштайна почти не содержит оригинальных идей. Это — своего рода послесловие к исследованию идейных исканий от эпохи окончания Старого режима до времени Священного союза, когда победители Наполеона пытались переустроить Европу в соответствии со своими идеалами. Следует предупредить, что основная часть рецензируемого сочинения адресована в первую очередь тем читателям, которым не надо специально пояснять бегло разбросанные указания о тех или иных событиях — Тирольском восстании (1809) или обстоятельствах борьбы за Неаполь, где республиканцы при поддержке французов провозгласили Партенопейскую республику (1799), убийстве немецким студентом Зандом русского статского советника Коцебу (1819) или убийстве в Париже герцога Беррийского (1820), испанской революции или кровавой бойне «Питерлоо», устроенной над радикалами йоменской кавалерией под Манчестером (1820). Книга адресована профессионалам, что лишает ее не только многих читателей, но и очень выигрышных описаний того исторического фона, на котором разворачивалась интеллектуальная драма, столь подробно исследованная Биберштайном.

***

Биберштайн остается в рамках педантичного, сухого, иногда даже подчеркнуто сухого научного изложения, старательно избегая какой-либо популярности и красочности. Таково его право, но... К сожалению, в этом проявляется общая тенденция развития современной науки, отдающей дело популяризации самых актуальных политических идей околонаучной публицистике — со всеми неизбежными последствиями подобного распределения задач. Наглядный пример — изданное также в 2010 году сочинение А.Рыбалки и А.Синельникова «Кто правит современным миром, или Мифы о масонстве»[5].

Пример, любопытный главным образом по контрасту. В отличие от Биберштайна, научных претензий у авторов этой книги нет. Их труд — лишь бойкая компиляция, имеющая целью в максимально доступной форме показать всю нелепость и вздорность масонских мифов. Книга построена как опровержение десяти распространенных тезисов, каждому из которых посвящена отдельная глава:

1. Масоны правят миром

2. Масонство — это религия

3. Масоны поклоняются Сатане

4. Масоны помогают друг другу

5. Масоны устраивают революции

6. Масонство в Россию занес Петр I

7. Моцарт был масоном… и Моцарта убили масоны

8. «Протоколы сионских мудрецов» — разоблачение масонства. «Жидомасоны» — кто они?

9. Общество «Череп и кости» — масонский орден? Американские президенты — члены масонского братства?

10. Политика Америки и Израиля направляется масонами

Нельзя отказать авторам в злободневности поставленной задачи. Уже предпринятая в первой главе попытка описать нынешнее состояние масонских структур показывает, насколько нелепой и вздорной является основополагающая идея мифа о тотальном всевластии масонов. При желании эту тему можно было бы развить, указав на многочисленные примеры непримиримого, даже на уровне военных столкновений, соперничества приверженцев разных масонских линий, что было особенно характерным для гражданских войн в странах Латинской Америки после обретения ими независимости. Но подобными знаниями авторы, похоже, не располагают. Выбор предлагаемой ими информации специфически избирателен.

К удачам рассматриваемого сочинения можно было бы отнести буквальное воспроизведение разоблачений Лео Таксиля, который в течение многих лет мистифицировал католическую церковь в лице ее кардиналов и даже самого папы Льва XIII откровениями на тему пресловутых масонских тайн, включая сообщения о личных встречах масонов с Люцифером. Представители католической церкви охотно этому верили. В том же ряду — скептические заметки о масонстве, которые делал Лев Троцкий. Данная тема представляет особый интерес в связи с той выдающейся ролью, которую Троцкий — вплоть до нашего времени — играет в разного рода «жидомасонских» построениях.

Но выдержать достойный уровень не удается. Почерпнутую из разных книг информацию Рыбалка и Синельников пересказывают явно по памяти — с характерными пробелами и путаницей. Показательна глава о «Протоколах сионских мудрецов». Авторы помнят, что в основе этого сочинения лежит разоблаченный плагиат, но имя Мориса Жоли, чей памфлет использовали плагиаторы, они забыли. Зато, пересказав другую, отчасти похожую историю о том, как глава из романа немецкого почтового служащего Германа Гедше о встрече раввинов-заговорщиков на пражском еврейском кладбище стала позднее издаваться в качестве документального очерка, авторы нашего труда указали на Гедше вместо Жоли. Решительно игнорируя все научные версии происхождения «Протоколов», они объявили этот документ созданием хитрого еврея Шапиро, взявшегося за перо из сугубо корыстных соображений — чтобы за хорошие деньги продать фальшивку доверчивой русской княгине… Вероятно, Рыбалка и Синельников прочитали когда-то «Благословение на геноцид» Нормана Кона, но все перепутали и переделали — в меру своей забывчивости и изобретательности.

Добавим к этому своеобразное недержание мысли, временами ввергающее авторов книги «Кто правит миром» в бездны откровенно фантастические, включая, например, рассказ о мести тамплиеров, которые после казни их гроссмейстера Жака де Моле отплатили французским королям множеством войн и общественных бедствий. По «изящному» выражению Рыбалки и Синельникова, в несчастной для Франции Столетней войне с Англией «роль тамплиеров видна невооруженным глазом». То же утверждается о великом крестьянском восстании Жакерия, о выступлениях гугенотов против католиков и т. п. — вплоть до Великой французской революции. Эта конспирологическая фантазия известна со времен аббата Баррюэля, но тиражирование ее в работе, специально посвященной критике мифов о масонском заговоре, — это уже просто анекдот.

Непревзойденной, на мой вкус, остается главка о сподвижнике Петра Великого Якове Брюсе. Авторы не удовлетворяются тем, что превращают Брюса в масона (что весьма спорно!), а также и величайшего ученого своего времени, написавшего, помимо всего прочего, и «Повесть временных лет» (кажется, здесь пересказываются идеи сторонников теории «сокращенной хронологии» — Фоменко и других). В дело идет даже давний московский фольклор о Брюсе-чернокнижнике. Оказывается, эта традиция дожила до наших дней. На нескольких страницах книги воспроизводится рассказ некой Ирины Сергиевской, московского экскурсовода, уверяющей, что шаловливый Брюс не оставляет улиц российской столицы, то принимая облик черной собаки, которая облаивает экскурсантов, то посылая стаю ворон, которые мешают проведению экскурсий. Описывает дама и другое деяние Брюса: «У Сухаревской площади к автобусу все время подходит странный человек в кожаном пальто и начинает щипать женщин. Я пару раз звала милицию, но незнакомец сразу же исчезал».

Поскольку ничего более интересного из истории российского масонства обнаружить уже явно не удастся, полагаю, что на этом эпизоде рецензию труда Рыбалки и Синельникова можно закончить. Главный вывод, относящийся к этому сочинению: как печально, что столь мало на нашем книжном рынке доступных для широкого круга читателей работ по масонской тематике, сочетающих увлекательность изложения с добротностью содержания.